Стихотворения - [19]

Хлестнули, взвились и помчались во мгле.

"Дай бог!" – крикнул страж у подъемных ворот.

Бог! – гулом ответили стены и свод,

Ворота упали, погасли огни,

И в ночь унеслись мы галопом, одни, –

Безмолвны, бок о бок, седло у седла,

Пригнувшись к луке, натянув удила.

К подпруге склонясь, я ослабил ее,

Уставил во тьму боевое копье,

Испытанный шлем свой надвинул на лоб.

Спокоен был Роланда мощный галоп.

Мы близились к Локерну. Месяц погас.

Петух возвестил нам предутренний час.

Вот Бoом – и большая звезда в вышине.

Как сладко покоится Дьюффильд во сне!

Вот Мехельн – три раза на ратуше бьет.

Тут Йорис дал шпоры и крикнул: "Вперед!"

Над Эрсхотом солнце взошло. У пруда

Толпятся в тумане и смотрят стада,

Как мы пролетаем сквозь тающий пар.

И, врезавшись в гущу смятенных отар,

Их Роланд рассек, разогнал, разметал.

Так делит скала расплеснувшийся вал.

Мой смелый! Ты скачешь в степной тишине.

Ты ухом прядешь, обращенным ко мне.

На зов мой скосил ты свой умный, живой,

Свой черный зрачок с голубою каймой.

Клокочет кипящею пеной твой рот,

И каплет с боков остывающий пот.

Мы в Хассельте. "Йорис!" – "Что, Дирк, отстаешь?

Не шпорь понапрасну, гнедой был хорош.

Ты вспомнишь не раз о лихом скакуне.

Но он изменил – по своей ли вине?

Измучен твой конь, он дрожит и храпит,

И мыло на брюхе и бедрах кипит".

Мы скачем вдвоем. О, как чист небосвод!

Мы в Лoозе – мимо! Мы в Тонгре – вперед!

Мы желтое жнивье копытами бьем,

А солнце смеется и жжет нас огнем.

Вон Далем в горячей полдневной пыли.

"Гони! – услыхал я. – То Ахен вдали!"

Так Йорис мне вслед прохрипел, и за мной

Пал камнем на землю его вороной.

Лишь Роланд мой скачет, он Ахен спасет,

Он гибнущим добрую весть принесет,

Хоть кровь выкипает из жарких ноздрей.

Хоть глаз ободки все мутней и красней.

Швырнул я доспехи в клубящийся прах,

Я скинул ботфорты, привстал в стременах,

Трепал его гриву и с ним говорил,

Молил, заклинал, и ласкал, и корил,

Я пел, я смеялся, кричал и свистел,

И весело в Ахен мой Роланд влетел.

Что было потом – вспоминаю с трудом.

Сидел меж друзей я на пире хмельном.

Мой Роланд прижался ко мне головой, –

Вином я поил тебя, конь боевой!

И каждый воздал победителю честь,

Из Гента примчавшему добрую весть.

Перевод В. Левика

Токай

К нам вскочил Токай на стол,

Кастелян у гномов, право,

Мал, но и ловок и тяжел,

Оружие нацеплено браво;

На север, на юг глаза скосил,

Вызов засухе протрубил,

Нахлобучил шляпу с пером для задора,

Пальцем рыжий ус крутнул,

Сдвинул со звоном медные шпоры,

Туже будский кушак стянул,

И нагло – за пояс всех бы заткнул –

Плечо сгорбатил, знай-де, приятель,

Ему ли бояться, да этакой шатьи ль –

И так, эфес отважно сверкает,

И правой рукой он бок подпирает,

Малютка герр Аусбрух выступает.

Перевод Т. Левита

Потерянная возлюбленная

Конец. И горько лишь заранее,

Уляжется потом?

Вот на ночь воробья прощанье

На крыше, под коньком!

И на лозе пушисты почки,

Сегодня я мимо шел;

Лишь день – и лопнут оболочки,

И посереет ствол.

Так завтра встретимся так же, подруга,

Дашь руку мне твою?

Друзья мы только; больше другу

Остается, чем отдаю.

И хотя твой блестящий черный взгляд

Мое сердце не позабыло,

Твой голос, весну зовущий назад,

Душа навек сохранила, –

Но скажу лишь то, что сказали б друзья,

Или самую малость больше;

Точно всякий, пожму тебе руку я,

Или только чуть-чуть дольше.

Перевод Т. Левита

Встреча ночью

Стальное море и берег вдали;

Большой полумесяц желтой луны;

Удивленный плеск маленьких волн –

Их дрему дерзко встревожил мой челн,

И в бухте я по глади волны

Врезаюсь в грудь песчаной земли.

Теплый берег морем пропах;

Три поля пройти, и вот уже дом;

Стук в ставню, слышен короткий треск,

Чиркает спичка, внезапный блеск,

И, тише сердец, что бьются вдвоем,

Голос звучит сквозь радость и страх.

Перевод В. Исакова

Токката Галуппи

О Галуппи[34], Бальдассаро, очень горестно узнать!

Но чтоб не понять вас, нужно слух и зренье потерять;

И хотя я вас и понял, очень грустно понимать.

Ваша музыка приходит, – что же вы в ней принесли?

Что в Венеции торговцы жили точно короли,

Где Сан-Марко стал, где дожи море звать женой могли?

Да, там вместо улиц море, и над ним дугою стал

Шейлоков тот мост с домами, где справляют карнавал.

Англии не покидал я, но как будто все видал.

Молодежь там веселилась – море теплое и май?

Бал с полуночи, а утром: "Музыка, еще играй!"?

Да уславливались: – "Завтра будет то же, так и знай!"?

Дамы были вот такие: круглы щеки, красен рот,

Личико ее на шее колокольчиком цветет

Над великолепной грудью, что склонить чело зовет?

Так любезно было, право: оборвать им речь не жаль,

Он поигрывает шпагой, а она теребит шаль,

Вы ж играете токкаты, и торжествен ваш рояль!

Эти жалобные терцы слышали они от вас?

Говорили эти паузы, разрешенья: "Смерти час!"?

Септимы жалели: "Или жизнь еще цветет для нас?"

"Счастлив был ты?" – "Да". – "Еще ты счастлив?" –

"Да. Ты разве нет?"

"Поцелуй!" – "А на мильонном оборвать – был мой совет?"

Настоянье доминанты требует себе ответ!

И октава отвечает. Хвалят вас, благодарят:

"Вот Галуппи! Вот так звуки! Может он на всякий лад!

Если мастер заиграет, я всегда замолкнуть рад!"

А потом вас покидали для веселий. А в свой день –

Доблесть, что гроша не стоит, жизнь, что кончилась

как тень, –