Стихотворения, 1884 г. - [32]

Целую там вечность он не тает;

Вскользь по нем луч солнца пролетает,

Лишь себя прохладой освежая

И теплом тот снег не обижая.

Не сребро здесь бьет через громады,

Рассыпаясь, – это – водопады.

То не лента вьется так отлого

По стремнинам грозным, а дорога.

Лето 1858

После

То на горе, то в долине,

Часом на палубе в море –

Весело мне на чужбине,

Любо гулять на просторе.

После ж веселья чужбины,

Радостей суши и моря –

Дайте родной мне кручины!

Дайте родимого горя!

Лето 1858 (?)

Ничего

Братцы! Беда! Вот сближается с нашим фрегатом,

Высясь горою над ним, роковая волна,

Круто свернулась и страшным, тяжелым накатом,

Мутно-зеленая, с ревом подходит она;

Кажется, так и накроет, сомнет и проглотит,

Мир наш плавучий, как щепку, вверх дном поворотит…

Грянула… Хвать через борт!.. Миг удара приспел…

В скрепах, в основах своих весь фрегат заскрипел,

Вздрогнул, шатнулся, хлестнула по палубной крыше

Пена, а брызги кругом так и душат его…

Замер… Кончается… Люди! Безмолвствуйте! Тише!

Тс! Он подъемлется грудью всё выше, всё выше –

И на хребет той волны наступил… Ничего!

Лето 1858 (?)

И. А. Гончарову

Недавно, странник кругосветный,

Ты много, много мне чудес

Представил в грамотке приветной

Из-под тропических небес.

Всё отразилось под размахом

Разумно-ловкого пера:

Со всею прелестью и страхом

Блестящих волн морских игра,

Все переломы, перегибы,

И краска пышных облаков,

И птичий взлет летучей рыбы,

И быт пролетный моряков,

Востока пурпур и заката

И звезд брильянтовая пыль,

Живое веянье пассата

И всемертвящий знойный штиль.

За эти очерки в отплату

Хотел бы я, свой кончив путь

И возвратясь теперь, собрату

Представить также что-нибудь.

Оставив невскую столицу,

Я тоже съездил за границу,

Но, тронув море лишь слегка,

Я, как медведь гиперборейской,

Чужой средь сферы европейской,

На всё смотрел издалека.

Я видел старые громады

Альпийских гор во весь их рост,

В странах заоблачных каскады,

И Сен-Готард, и Чертов мост.

Кому же новость – эти горы?

Я видел их картинный строй,

Уступы, выступы, упоры;

Чрез целый горизонт порой,

Игрой всех красок теша взоры,

Тянулись в блеске их узоры –

Казалось, в небе пир горой…

Но что сказать о них? Спокойны

Подъяты в ужас высоты;

В венце снегов, они достойны

Благоговейной немоты.

К сравненьям мысли простираю…

Но что мне взять в подобье им

Пред тем, кто, бурями носим,

Ходил в морях от края к краю?

Я соблазняюсь и дерзаю

Прибегнуть к образам морским:

Гора с горой в размерах споря

И снежной пенясь белизной,

Вдали являлась предо мной

В твердыню сжавшегося моря

Окаменелою волной,

Как будто, ярой мощи полны,

Всплеснулись к небу эти волны,

И, поглощая прах и пыль,

Сквозь тучи хлынув в высь лазури,

Оцепенели чада бури,

И вдруг сковал их вечный штиль,

И, не успев упасть, нависли

В пространстве, – над скалой скала

И над горой гора, как мысли,

Как тени божьего чела.

30 сентября 1858

Привет старому 1858-му году

А! Новый! – Ну, милости просим.

Пожалуйте. – Только уж – нет –

Не вам, извините, приносим,

А старому году привет.

Характер ваш нам неизвестен,

Вы молоды слишком пока, –

А старый и добр был, и честен,

И можно почтить старика.

К чему же хитрить, лицемерить,

Заране сплетая вам лесть?

Нам трудно грядущему верить,

Мы верим тому, что уж есть.

А есть уже доброго много,

От доброго семени плод

Не худ будет с помощью бога.

Не худ был и старенький год.

По солнцу он шел, как учитель,

С блестящей кометой на лбу,

И многих был зол обличитель, –

С невежеством вел он борьбу.

И мир был во многом утешен

И в прозе, и в звуке стиха,

А если в ином был он грешен,

Так где же и кто ж без греха?

Да! В медные головы, в груди

Стучит девятнадцатый век.

Внизу начинаются люди,

И есть наверху Человек.

Его от души поздравляем…

Не нужно его называть.

Один он – и только, мы знаем,

Один он – душа, благодать.

Один… за него все молитвы.

Им внешняя брань перешла

В святые, крестовые битвы

С домашнею гидрою зла.

Декабрь 1858

Автору «Капли» (ответ на привет)

Нет, не страшусь я гонителей гневных,

Стану пред ними я твердой скалой,

Вновь ободрен, укреплен похвалой,

Слышимой мною из уст псалмопевных,

Льющейся целым потоком огня

С арфы Давидовой вдруг на меня.

Буду ли ранен с противными в споре?

Язв к исцеленью мне подал елей

Тот, кто в таинственной «капле» своей,

Капле единой, глубокой, как море,

С дивным наитьем божественных сил

Вечные тайны небес отразил.

И, открывая нам неба картины,

Брызнул нам в душу любви кипятком,

Матери-девы чистейшим млеком,

Кровью Христовой, слезой Магдалины,

Словом, которым, подвигнув уста,

Спасся разбойник на древе креста.

Что наша слава? Во мраке забвенья

Сгибнет, истлеет наш бренный венец,

Ты ж провещал нам, библейский певец,

Слово бессмертья, глагол откровенья,

Слово, под коим негорько страдать!

«Тот не умрет, в ком жива благодать!»

1858

Бедняк

О господи! Милостив буди!

Лишенья меня изъедают.

Ведь есть же блаженные люди –

В тюрьму за долги попадают.

Те люди, избавясь пристойно

От горькой, несносной свободы,

Под кровом тюремным спокойно

Сидят себе целые годы.

Даются ж им милости неба!

Их кормят готовою пищей,

А я-то, несчастный, без хлеба

Скитаюсь – отъявленный нищий!

О всем, что там тленно и ложно,

Вдали от людских приключений

Им там философствовать можно

Без всяких земных развлечений.

Пошел бы большими шагами