Стихотворения, 1884 г. - [30]

«Проходят, может быть, да это – не такие, –

Для вас тут места нет.

Вы – без протекции. Вы что? Народ небесный!

Ни знатных, ни больших рука вам не далась.

Вот если было бы хоть барыни известной

Ходатайство об вас!

Просили бы о вас пригожие сестрицы,

Колдунья-бабушка иль полновесный брат!

А то вы налегке летите, словно птицы, –

Назад, дружки, назад!»

«Что делать? Отойдем! Нам не добиться счастья, –

Мы грустно молвили, – златой его венец

Нам, верно, не к лицу. Поищем же участья

У ангельских сердец!»

Идем. Вот женщина: открытая улыбка,

Открытое лицо, открытый, милый взгляд!

Знать, сердце таково ж… Приблизились – ошибка!

И тут ступай назад!

«Вход воспрещается», задернута завеса,

Дверь сердца заперта, несчастный не войдет,

А между тем туда ж какой-нибудь повеса

Торжественно идет.

Полвека ты дрожал и ползал перед милой,

Колени перетер, чтоб заслужить венец,

Молчал, дышать не смел, и вот – с последней силой

Собрался наконец.

«Позвольте, – говоришь, – воздайте мне за службу!

Мой близок юбилей». – «Не требуй! Не проси! –

Ответят. – Нет любви, а вот – примите дружбу!»

– «Как? Дружбу? – Нет, merci!

Не надо, – скажешь ты, – на этот счет безбедно

И так я жить могу в прохладной тишине,

Холодных блюд не ем, боюсь простуды, – вредно

Мороженое мне».

Дивишься иногда, как в самый миг рожденья

Нам был дозволен вход на этот белый свет

И как не прогремел нам голос отверженья,

Что нам тут места нет.

Один еще открыт нам путь – и нас уважат,

Я знаю, как придет святая череда.

«Не воспрещается, – нам у кладбища скажут, –

Пожалуйте сюда!»

На дрогах нас везут, широкую дорогу

Мы видим наконец и едем без труда.

Вот тут и ляжем мы, близ церкви, слава богу!..

Но нет – и тут беда!

И мертвым нам кричат: «Куда вы? Тут ограда;

Здесь место мертвецам большим отведено,

Вам дальше есть места четвертого разряда,

А тут – воспрещено!»

Февраль 1857

Зачем

Посвящено Антонине Христиановне Лавровой

Мне ваш совет невыразимо дорог, –

И хоть тяжел он сердцу моему,

Но должен я, скрепясь, без отговорок

Его принять и следовать ему,

Согласен я: чтоб тщетно не терзаться,

Спокойно жить, бесплодно не страдать –

Не надобно прекрасным увлекаться,

Когда нельзя прекрасным обладать.

Зачем смотреть с восторженной любовью

На лилию чужого цветника,

Где от нее не суждено судьбою

Мне оторвать ни одного цветка?

И для чего пленяться мне картиной,

Когда она – чужая, не моя,

Иль трепетать от песни соловьиной,

Где я поймать не в силах соловья?

Зачем зарей я любоваться стану,

Когда она сияет надо мной, –

И знаю я, что снизу не достану

Ее лучей завистливой рукой?

Зачем мечтам напрасным предаваться?

Не лучше ли рассудку место дать?

О, да! к чему прекрасным увлекаться,

Когда – увы! – нельзя им обладать?

1857 (?)

Мысль

Лампадным огнем своим жизнь возбуждая,

Сгоняя с земли всеобъемлющий мрак,

Пошла было по свету мысль молодая –

Глядь! – сверху нависнул уж старый кулак.

Кулак, соблюдая свой грозный обычай,

«Куда ты, – кричит, – не со мной ли в борьбу?

Ты знаешь, я этой страны городничий?

Негодная, прочь! А не то – пришибу,

Я сильный крушитель, всех дел я вершитель,

Зачем ты с огнем? Отвечай! Сокрушу!

Идешь поджигать?.. Но – всемирный тушитель –

Я с этим огнем и тебя потушу».

– «Помилуй! – ответствует мысль молодая. –

К чему мне поджогами смертных мутить?

Где правишь ты делом, в потемках блуждая, –

Я только хотела тебе посветить.

Подумай – могу ль я бороться с тобою?

Ты плотно так свернут, а я, между тем

Как ты сотворен к зуболомному бою,

Воздушна, эфирна, бесплотна совсем.

С живым огоньком обтекаю я землю,

И мною нередко утешен бедняк.

Порой – виновата – я падших подъемлю,

Которых не ты ль опрокинул, кулак?

Порою сама я теряю дорогу

И в дичь углубляюсь на тысячи верст,

Но мне к отысканью пути на подмогу

Не выправлен твой указательный перст.

Одетая в слово, в приличные звуки,

Я – мирное чадо искусства, науки,

Я – признак единственный лучших людей,

Я – божьего храма святая молитва.

Одна мне на свете дозволена битва

Со встречными мыслями в царстве идей.

И что же? – Где в стычке кулак с кулаками,

Там кровь человечья струится реками,

Где ж мысль за священную к правде любовь

Разумно с противницей-мыслию бьется, –

Из ран наносимых там истина льется –

Один из чистейших небесных даров.

1858

Запретный плод

Люди – дети, право, дети.

Что ни делайте, всегда

Им всего милей на свете

Вкус запретного плода.

Человек – всегда ребенок,

Говоришь ему: «Не тронь!» –

Из хранительных пеленок

Всё он тянется в огонь.

Иногда с ним просто мука:

«Дай мне! Дай!» – «Нельзя. Тут бука».

– «Цацу дай!» – «Нельзя никак».

Рвется, плачет он. Досада!

«На, бесенок! На!» – «Не надо».

– «Да ведь ты просил?» – «Я – так…»

1858

Что ж делать?

Что ж делать? – Судьба приказала

Им вечно друг друга терзать.

Их брачная доля связала,

Узла их нельзя развязать.

Сожительство тяжко обоим,

Где ж брака высокая цель?

А мучить друг друга легко им:

Всё общее – дом и постель.

И всюду они неразлучны,

Друг на друга злобно глядят,

Взаимно несносно-докучны,

Ревниво друг друга следят.

Им страшно, чтоб, рано иль поздно

От «вместе» успев ускользнуть,

Минуты блаженного «розно»

Из них не вкусил кто-нибудь.

Стараясь во всем поперечить

Друг другу и въявь и тайком,

Стремятся свой ад обеспечить,

Несчастье сберечь целиком.