Стихотворения, 1838–1850 гг. - [9]

Послан твердью световой.

Будто ринувшись с разбега

По стенам на бездну снега,

Мох развесился над ней

Целой рощей нисходящей,

Опрокинутою чащей

Нитей, прядей и кистей.

Что ж? До сердца ль здесь расколот

Чатырдаг? – Сказать ли: вот

Это сердце – снег и лёд?

Нет бесстрастный этот холод

Сдержан крымскою горой

Под наружной лишь корой.

Но и здесь не без участья

К вам природа, и бесстрастья

В ней законченного нет:

Здесь на тяжкий стон не счастья

Эхо стонет нам в ответ;

Словно другом быть вам хочет,

С вашим смехом захохочет,

С вашим криком закричит,

Вместе с вами замолчит,

Сердцу в муках злополучья

Шлёт созвучья и отзвучья:

Вздох ваш скажет – ох, беда! —

И оно вам скажет – да!

Так глубоко, так сердечно!

Этот воздух ледяной

Прохладит так человечно

Жгучий жар в груди больной;

Он дыханье ваше схватит

И над этим ледником

Тихо, бережно покатит

Пара дымчатым клубком.

Этот мох цвести не станет,

До цветов ему – куда?

До зато он и не вянет

И не блекнет никогда.

А к тому ж в иные годы

Здесь, под солнечным огнём,

Бал таврической природы

Слишком жарок: чтоб на нём

Сладко грудь свежилась ваша,

Здесь мороженного чаша

Для гостей припасена

И природой подана.

И запас другого блага

Скрыт здесь – в рёбрах Чатырдага:

Тех ключей, потоков, рек

Не отсюда ль прыщет влага?

Пей во здравье, человек!

В этой груде снежных складов

Лишь во времени тверда

Тех клокочущих каскадов

Серебристая руда;

Но тепло её затронет,

Перетрёт между теснин,

Умягчит, и со стремнин

Подтолкнёт её, уронит

И струистую погонит

В область дремлющих долин.

Степи

Долго шёл между горами

И с раската на раскат…

Горы! тесно между вами;

Между вами смертный сжат;

Тесно, сердце воли просит,

И от гор, от их цепей,

Лёгкий конь меня уносит

В необъятный мир степей.

Зеленеет бархат дерна —

Чисто; гладко; ровен путь;

Вдоволь воздуха; просторно:

Есть, где мчаться, чем дохнуть.

Грудь свободна – сердце шире!

Есть, где горе разнести!

Здесь не то, что в душном мире:

Есть, чем вздох перевести!

Бездна пажитей пространных

Мелким стелется ковром;

Море трав благоуханных

Блещет радужно кругом.

Удалой бурно – крылатый

Вер летит: куда лететь?

Вольный носит ароматы:

Не найдёт, куда их деть.

Вот он. Вот он – полн веселья —

Прах взвивает и бурлит

И, кочуя, от безделья

Свадьбу чёртову крутит.

Не жалеет конской мочи

Добрый конь мой: исполать!

О, как весело скакать

Вдаль, куда смотрят очи,

И пространство поглощать!

Ветер вольный! брат! – поспорим!

Кто достойнее венка?

Полетим безводным морем!

Нам арена широка.

Виден холм из – за тумана,

На безхолмьи великан;

Видишь ветер – вон курган —

И орёл летит с кургана:

Там ристалищу конец;

Там узнаем, чей венец:

Конь иль ветр – кто обгонит?

Мчимся: степь дрожит и стонет;

Тот и этот, как огонь,

И лишь ветр у кургана

Зашумел в листах бурьяна —

У кургана фыркнул конь.

Коса

Я видел: бережно, за рамой, под стеклом,

Хранились древности остатки дорогие —

Венцы блестящие, запястья золотые

И вазы чудные уставлены кругом,

И всё, что отдали курганы и гробницы —

Амфоры пирные и скорбные слезницы,

И всё была свежа их редкая краса;

Но средь венцов и чаш, в роскошном их собранье,

Влекла к себе моё несытое вниманье

От женской головы отъятая коса,

Достойная любви, восторгов и стенаний,

Густая, чёрная, сплетённая в три грани,

Из страшной тьмы могил исшедшая на свет

И неизмятая под тысячами лет,

Меж тем как столько кос и с царственной красою

Иссеклось времени нещадною косою.

Нетленный блеск венцов меня не изумлял;

Не диво было мне, что эти диадимы

Прошли ряды веков, все в целости хранимы.

В них рдело золото – прельстительный металл!

Он время соблазнит, и вечность он подкупит,

И та ему удел нетления уступит.

Но эта прядь волос… Ужели и она

Всевластной прелестью над временем сильна?

И вечность жадная на этот дар прекрасной

Глядела издали с улыбкой сладострастной?

Где ж светлые глаза той дивной головы,

С которой волосы остались нам?.. Увы!

Глаза… они весь мир, быть может, обольщали,

Диктаторов, царей и консулов смущали,

Огни кровавых войн вздувая и туша,

Глаза, где было всё: свет, жизнь, любовь, душа,

Где лик небес сверкал, бессмертье пировало, —

О, дайте мне узреть хоть их волшебный след!

И тихо высказал осклабленный скелет

На жёлтом черепе два страшные провала.

Прости

Прости, волшебный край, прости!

На кратком жизненном пути

Едва ль тебя я снова встречу,

Да и зачем?.. я не замечу

И не найду в тебе тогда

Того, что видел ныне – да!

Ты будешь цвесть, ты вечно молод,

А мне вторично – не цвести:

Тогда в тебя вознёс бы холод…

Прости, волшебный край, прости!

Южная ночь (писано в Одессе)

Лёгкий сумрак. Сень акаций.

Берег моря, плеск волны;

И с лазурной вышины

Свет лампады муз и граций —

Упоительной луны.

Там, чернея над заливом,

Мачт подъемлются леса;

На земли ж – земли ж краса —

Тополь ростом горделивым

Измеряет небеса.

Горячей дыханья девы,

Меж землёй и небом сжат,

Сладкий воздух; в нём дрожат

Итальянские напевы;

В нём трепещет аромат.

А луна? – Луна здесь греет,

Хочет солнцем быть луна;

Соблазнительно – пышна

Грудь томит и чары деет

Блеском сладостным она.

Злая ночь златого юга!

Блещешь лютой ты красой:

Ты сменила холод мой

Жаром страшного недуга —

Одиночества тоской.

Сердце, вспомнив сон заветной,

Жаждешь вновь – кого-нибудь…

Тщетно! Не о ком вздохнуть!

И любовью беспредметной