Стихотворения, 1838–1850 гг. - [7]

Заветной горести твоей;

Никто холодным утешеньем

Или бездушным сожаленьем

Твоей тоски не оскорбит,

И ересь мнимого участья

На месте сем не осквернит

Святыню гордого несчастья.

Здесь слез не прячь: тут нет людей.

Один перед лицом природы

Дай чувству весь разгул свободы!

Упейся горестью своей!

Несчастлив ты, – но знай: судьбою

Иной безжалостней убит,

И на печаль твою порою

С невольной завистью глядит.

Твою невесту, в цвете века

Схватив, от мира увлекли

Объятья матери – земли,

Но не объятья человека.

Ее ты с миром уступил

Священной области могил,

Земле ты предал персть земную:

Стократ несчастлив, кто живую

Подругу сердца схоронил,

Когда, навек от взоров скрыта,

Она не в грудь земли зарыта,

А на земле к кому-нибудь

Случайно кинута на грудь.

Дом в цветах. – Алупка

В рощах ненаглядных

Здесь чертог пред вами.

Камень стен громадных

Весь увит цветами:

По столбам взбегают,

По карнизам вьются,

Мрамор обнимают,

К позолоте жмутся;

Расстилаясь тканью,

Съединя все краски,

Расточают зданью

Женственные ласки.

Ласки, пав на камень,

Пропадают даром:

Из него жар – пламень

Выбьешь лишь ударом.

Так – то и на свете

Меж людьми ведется:

Прелесть в пышном цвете

Часто к камню жмется;

Цвет, что всех милее,

Нежен к истукану;

Ластится лелея

К пню или чурбану.

Тут хоть камень глаже

Щеголя причесан:

Там – посмотришь – даже

Пень тот не отесан.

Орианда

Прелесть и прелесть! Вглядитесь:

Сколько ее на земле!

Шапку долой! Поклонитесь

Этой чудесной скале!

Зеленью заткан богатой

Что за роскошный утес,

Став здесь твердыней зубчатой,

Плечи под небо занес!

Но извините: с почтеньем

Сколько ни кланяйтесь вы, —

Он не воздаст вам склоненьем

Гордой своей головы —

Нет! – но услужит вам втрое

Пышным в подножье ковром,

Тенью прохладной при зное,

Водных ключей серебром.

Гордая стать – не обида:

Пусть же, при благости тверд,

Дивный утес твой, Таврида,

Кажется смертному горд!

Вспомним: средь скал благовонных,

В свете, над лоском полов,

Мало ль пустых, беспоклонных,

Вздернутых кверху голов?

Тщетно бы тени и крова

Близкий от них тут искал:

Блещут, но блещут сурово

Выси живых этих скал.

Потоки

Не широки, не глубоки

Крыма водные потоки,

Но зато их целый рой

Сброшен горною стеной,

И бегут они в долины,

И через камни и стремнины

Звонкой прыгают волной,

Там виясь в живом узоре,

Там теряясь между скал

Или всасываясь в море

Острее змеиных жал.

Смотришь: вот – земля вогнулась

В глубину глухим котлом,

И растительность кругом

Густо, пышно развернулась.

Чу! Ключи, ручьи кипят, —

И потоков быстрых змейки

Сквозь подземные лазейки

Пробираются, шипят;

Под кустарников кудрями

То скрываются в тени,

То блестящими шнурами

Меж зелеными коврами

Передернуты они,

И, открыты лишь частями,

Шелковистый режут дол

И жемчужными кистями

Низвергаются в котел.

И порой седых утесов

Расплываются глаза,

И из щелей их с откосов

Брызжет хладная слеза;

По уступам вперехватку,

Впересыпку, вперекатку,

Слезы те бегут, летят,

И снопами водопад,

То вприпрыжку, то вприсядку,

Бьет с раската на раскат;

То висит жемчужной нитью,

То ударив с новой прытью,

Вперегиб и вперелом,

Он клубами млечной пены

Мылит скал крутые стены,

Скачет в воздух серебром,

На мгновенье в безднах вязнет

И опять летит вперед,

Пляшет, отпрысками бьет,

Небо радугами дразнит,

Сам себя на части рвет.

Вам случалось ли от жажды

Умирать и шелест каждый

Шопотливого листка,

Трепетанье мотылька,

Шум шагов своих тоскливых

Принимать за шум в извивах

Родника иль ручейка?

Нет воды! Нет мер страданью;

Смерть в глазах, а ты иди

С пересохшею гортанью,

С адским пламенем в груди!

Пыльно, – душно, – зной, – усталость!

Мать-природа! Где же жалость?

Дай воды! Хоть каплю! – Нет!

Словно высох целый свет.

Нет, поверьте, нетерпеньем

Вы не мучились таким,

Ожидая, чтоб явленьем

Вас утешила своим

Ваша милая: как слабы

Те мученья! – И когда бы

В миг подобный вам она

Вдруг явилась, вся полна

Красоты и обаянья,

Неги, страсти и желанья,

Вся готовая любить, —

Вмиг сей мыслью, может быть,

Вы б исполнились единой:

О, когда б она Ундиной

Или нимфой водяной

Здесь явилась предо мной!

И ручьями б разбежалась

Шелковистая коса,

И на струйки бы распалась

Влажных локонов краса,

И струи те, пробегая

Через свод ее чела

Слоем водного стекла,

И чрез очи ниспадая,

Повлекли б и из очей

Охлажденных слез ручей,

И потом две водных течи

Справа, слева и кругом

На окатистые плечи

Ей низверглись, – И потом

С плеч, где скрыт огонь под снегом

Тая с каждого плеча,

Снег тот вдруг хрустальным бегом

Покатился бы, журча,

Влагой чистого ключа, —

И, к объятиям отверсты,

Две лилейные руки,

Растеклись в фонтанах персты,

И – не с жаркой глубиной,

Но с святым бесстрастным хладом —

Грудь рассыпалась каскадом

И расхлынулась волной!

Как бы я втянул отрадно

Эти прелести в себя!

Ангел – дева! Как бы жадно

Вмиг я выпил всю тебя!

Тяжести мои смущает мысли.

Может быть, сдается мне, сейчас —

В этот миг – сорвется этих масс

Надо мной висящая громада

С грохотом и скрежетаньем ада,

И моей венчая жизни блажь,

Здесь меня раздавит этот кряж,

И, почет соединив с обидой,

Надо мной он станет пирамидой,

Сложенной из каменных пластов.

Лишь мелькнет последние мгновенье, —

В тот же миг свершится погребенье,

В тот же миг и памятник готов.

Похорон торжественных расходы:

Памятник – громаднее, чем своды

Всех гробниц, и залп громов, и треск,