Стихи о вампирах - [10]

Любви необоримой упованья,

Но он поник без чувств от горького терзанья.

Жестокая, все так же холодна

(Хотя бы тень раскаянья видна

Была в глазах, сверкнувших пылом страсти),

Устами, вновь рожденными для счастья,

В его уста жизнь новую влила —

Ту, что искусно сетью оплела.

Из одного забвения в иное

Он пробужден – и слышит неземное

Звучанье голоса, в блаженстве и покое

Дарующего ласковый привет;

И звезды слушали, лия дрожащий свет.

Потом, в волнении сжимая руки —

Как те, кто после длительной разлуки

Наговориться, встретившись, спешат —

Она, чтоб вытравить сомнений яд,

Дрожащим шепотом его молила

Сомненья отогнать, затем что в жилах

У ней струится трепетная кровь,

А сердце безграничная любовь,

Точь-в-точь как у него, переполняет.

Дивилась, что в лицо ее не знает:

Коринфянам ее богатый дом,

Довольства полный, хорошо знаком.

Ей золото блага земли дарило,

И одиночество не тяготило,

Но вот случайно увидала: он

У храма Афродиты, меж колонн,

Среди корзин, гирлянд и свежесжатых

Цветов и трав (курились ароматы:

Был празднества Адониса канун)

Задумчиво стоял, красив и юн…

С тех пор в тоске о нем сменилось много лун.

И Ликий от смертельного забвенья

Очнулся, снова полон изумленья;

Внимая сладостным ее речам,

Он женщину, себе не веря сам,

Зрел пред собою – и мечтой влюбленной

Летел к восторгам, страстью окрыленный.

Вольно безумцам в рифмах воспевать

Фей иль богинь пленительную стать:

Озер ли, водопадов ли жилица

Своими прелестями не сравнится

С тем существом прекрасным, что ведет

От Пирры иль Адама древний род.

Так Ламия разумно рассудила:

Страх вреден для восторженного пыла;

С себя убор богини совлекла —

И женщиной, застенчиво мила,

Вновь сердце Ликия завоевала

Тем, что, сразив, спасенье обещала.

Красноречиво Ликий отвечал

И со словами вздохи обручал.

На город указав, спросил в тревоге,

Страшится ли она ночной дороги.

Но путь неблизкий, пройденный вдвоем,

Ее нетерпеливым волшебством

До нескольких шагов укоротился:

Влюбленный Ликий вовсе не дивился

Тому, как оказались у ворот,

Как незаметно миновали вход.

Как в забытьи бессвязный лепет сонный,

Как смутный рокот бури отдаленной,

В дворцах и храмах, освящавших блуд,

По переулкам, где толпился люд,

Во всем Коринфе гул стоял невнятный.

Сандалии прохожих в час закатный

О камень шаркали; меж галерей

Мелькали вспышки праздничных огней,

Отбрасывая пляшущие тени

На стены, на широкие ступени:

Тревожно тьма металась по углам,

Гнездилась средь колонн у входа в шумный храм.

Закрыв лицо, он руку сжал любимой,

Когда прошел величественно мимо

С горящим взором старец, облачен

В философа поношенный хитон.

В широкий плащ закутавшись плотнее,

Поспешно прочь стремится Ликий с нею;

Дрожь Ламию охватывает вдруг:

«Любимая, откуда твой испуг?

Твоя ладонь росой покрылась влажной».

«Нет больше сил… Кто этот старец важный?

Не вспомнить мне никак его черты.

О Ликий, почему укрылся ты

От взгляда острого в тоске безмерной?»

«То Аполлоний – мой наставник верный.

Он муж ученый, но в мой сладкий сон,

Как злобных бредней дух, сейчас ворвался он».

Меж тем крыльцо пред Ликием предстало

С колоннами у пышного портала;

Сияние светильника текло

На темный мрамор – гладкий как стекло —

И в нем звездой мерцало отраженной;

Переплетались вязью утонченной

Прожилки в камне дивной чистоты:

Воистину богиня красоты

Могла ступать по ровным плитам пола.

С волшебною мелодией Эола

Дверь отворилась в царственный покой,

Сокрывший их от суеты мирской.

Уединенье слуги разделяли —

Немые персы; их подчас видали

В базарном гвалте, но никто не мог

Проведать, где хозяев их порог.

Но, истины во славу, стих летящий

Расскажет о печали предстоящей,

Хоть многие желали бы сердца

Покинуть любящих в неведенье конца.

Часть II

Любовь и черствый хлеб средь нищих стен —

Прости, Амур! – есть пепел, прах и тлен.

Подчас любовь – и в золото одета —

Мучительней поста анахорета.

Сказания из призрачной страны

Непосвященным чужды и темны.

Поведай Ликий о себе хоть слово —

Нахмурилась бы нравственность сурово,

Но столь недолгим был восторга час,

Что не послышался шипящей злобы глас.

Сам Купидон от ревности мгновенной

К блаженству пары этой совершенной

Над створом двери, что в покой вела,

Парил, раскрыв шумящие крыла,

И полночи вокруг рассеивалась мгла.

Но вот пришла беда: перед закатом —

За пологом, прозрачно розоватым, —

(Подвешенный на нити золотой,

Колеблем ветром, он вплывал в покой

Меж мраморных колоннок, открывая

Голубизну эфира), созерцая

Друг друга сквозь ресницы в полусне,

На ложе, как на троне, в тишине

Любовники покоились счастливо.

Но тут донесся вдруг нетерпеливо,

Веселый щебет ласточек смутив,

Сторожевой трубы пронзительный призыв.

Очнулся Ликий: звук не повторился,

Но мыслей рой тревожный оживился.

Впервые он пурпуровый чертог,

Где обитал пленительный порок,

Душой обеспокоенной покинул,

Стремясь в тот шумный мир, что сам отринул.

У Ламии приметливой тотчас

Невольно слезы полились из глаз.

Она державой радостей владела,

Но Ликия блаженство оскудело:

Уйдя в раздумье, отдалился он…

Над страстью чудился ей погребальный звон.

«О чем ты плачешь, дивное творенье?»

«О чем твое, скажи мне, размышленье?

Оставил ты меня – и тяжело

Легла забота на твое чело.

В твоей груди мне места нет отныне».

Воскликнул он: «В твоих зрачках, богиня,