Стихи - [2]

Шрифт
Интервал

 - Да что вы? А мне говорила

 покойная бабушка в детстве,

 что я после смерти буду

 ползать по нежным листьям

 самых высоких деревьев.

 - Еретичка была твоя бабка!

 Мы говорим тебе правду,

 а не веришь - заставим верить! -

 разбушевались лягушки.

 - Зачем я ушла из дому? -

 плачет улитка.- Я верю

 в вечную жизнь, конечно,

 вы правы... -

 Тогда лягушки

 задумчиво удалились,

 а наша улитка в страхе

 поспешила в лес углубиться.

 Две нищенки, две лягушки

 застыли подобно сфинксам.

 Одна из подруг спросила:

 - Ну, в вечную жизнь ты веришь?

 - Не верю, - ответила грустно

 слепая больная лягушка.

 - Зачем мы тогда улитке

 сказали, что надо верить?

 - Затем, что... Сама не знаю, -

 вздохнула слепая лягушка, -

 я не могу без волненья

 слышать, как наши дети

 квакают, сидя в канаве,

 и призывают бога...

 А бедная улитка

 вернулась назад. Тропинка

 пустынна. Горячий ветер

 застыл в тополях высоких.

 И тут повстречалась улитка

 с красными муравьями,

 они, суетясь и толкаясь,

 тащили полуживого

 муравья, у которого сильно

 переломаны усики были.

 Воскликнула наша улитка:

 - Мурашеньки, остановитесь!

 За что наказать хотите

 вашего бедного братца?

 Расскажите мне, что он сделал?

 Я вас рассужу справедливо.

 Ты сам расскажи, не бойся.

 Тогда муравей полумертвый

 сказал тихонько и грустно:

 - Я, знаете, видел звезды.

 - Звезды? Что это значит? -

 кричат муравьи возмущенно.

 Да и улитка тоже

 спросила задумчиво: - Звезды?

 - Да, - муравей отвечает, -

 я видел звезды, поверьте.

 Я поднялся высоко,

 на самый высокий тополь,

 и тысячи глаз лучистых

 мою темноту пронзили. -

 Тогда спросила улитка:

 - Но что же такое звезды?

 - А это огни, что сияют

 над нашею головою.

 - Но мы их совсем не видим!

 сердясь, муравьи возражают.

 А улитка: - Слаба я зреньем,

 вижу не выше травки. -

 Тогда муравьи вскричали,

 усиками вращая:

 - Тебя мы убьем. Ленив ты

 и развращен. Ты должен

 трудиться, не глядя в небо.

 - Звезды я видел, звезды, -

 раненый им отвечает.

 Тогда изрекла улитка:

 - Оставьте его, идите

 своею дорогой, братья.

 Наверно, ему недолго

 жить на земле осталось.

 Пчела пролетела, разрезав

 медовыми крыльями воздух.

 Муравей, умирая, дышит

 свежей вечерней прохладой

 и шепчет: - Пришла ты за мною,

 унеси меня к звездам, пчелка.

 Видя, что он уже умер,

 муравьи разбегаются в страхе.

 Улитка, вздохнув украдкой,

 прочь поползла в смущенье,

 словно пред ней раскрылась

 вечность на краткий миг.

 - Нет у тропинки края,

 верно, ведет она к звездам, -

 восклицает она печально. -

 Только мне до них не дойти.

 Уж больно я неуклюжа,

 мне лучше о звездах забыть.

 Туман висит над полями,

 и солнце лучом дрожащим

 по колокольням дальним

 под вечерний звон скользит.

 А мирная улитка,

 мещаночка с тропинки,

 в смущенье, с тоскою странной,

 глядит на широкий мир.

 ОСЕННЯЯ ПЕСНЯ

 Сегодня чувствую в сердце

 неясную дрожь созвездий,

 но глохнут в душе тумана

 моя тропинка и песня.

 Свет мои крылья ломает,

 и боль печали и знанья

 в чистом источнике мысли

 полощет воспоминанья.

 Все розы сегодня белы,

 как горе мое, как возмездье,

 а если они не белы,

 то снег их выбелил вместе.

 Прежде как радуга были.

 А снег идет над душою.

 Снежинки души - поцелуи

 и целые сцены порою;

 они во тьме, но сияют

 для того, кто несет их с собою.

 На розах снежинки растают,

 но снег души остается,

 и в лапах бегущих лет

 он саваном обернется.

 Тает ли этот снег,

 когда смерть нас с тобой уносит?

 Или будет и снег другой

 и другие - лучшие - розы?

 Узнаем ли мир и покой

 согласно ученью Христову?

 Или навек невозможно

 решенье вопроса такого?

 А если любовь - лишь обман?

 Кто влагает в нас жизни дыханье,

 если только сумерек тень

 нам дает настоящее знанье.

 Добра - его, может быть, нет,-

 и Зла - оно рядом и ранит.

 Если надежда погаснет

 и начнется непониманье,

 то какой же факел на свете

 осветит земные блужданья?

 Если вымысел - синева,

 что станет с невинностью, с чудом?

 Что с сердцем, что с сердцем станет,

 если стрел у любви не будет?

 Если смерть - это только смерть,

 что станет с поэтом бездомным

 и с вещами, которые спят

 оттого, что никто их не вспомнит?

 О солнце, солнце надежд!

 Воды прозрачность и ясность!

 Сердца детей! Новолунье!

 Души камней безгласных!

 Сегодня чувствую в сердце

 неясную дрожь созвездий,

 сегодня все розы белы,

 как горе мое, как возмездье.

 ВЕСЕННЯЯ ПЕСНЯ

 I

 Выходят веселые дети

 из шумной школы,

 вплетают в апрельский ветер

 свой смех веселый.

 Какою свежестью дышит

 покой душистый!

 Улица дремлет и слышит

 смех серебристый.

 II

 Иду по садам вечерним,

 в цветы одетым,

 а грусть я свою, наверно,

 оставил где-то.

 На кладбище, над черепами

 забывших время,

 трепещет земля цветами,

 взросло их семя.

 И кипарисы, покрыты

 пыльцою нежной,

 вперили пустые орбиты

 в простор безбрежный,

 качая своей утомленной

 главой зеленой.

 Апрель, ты несешь нам звезды,

 вешние воды,

 зажги золотые гнезда

 в глазах природы!

 МАЛАЯ ПЕСНЯ

 У соловья на крылах

 влага вечерних рос,

 капельки пьют луну,

 свет ее сонных грез.

 Мрамор фонтана впитал

 тысячи мокрых звезд

 и поцелуи струй.

 Девушки в скверах "прощай"

 вслед мне, потупя взгляд,

 шепчут. "Прощай" мне вслед

 колокола говорят.

 Стоя в обнимку, деревья

 в сумраке тают. А я,

 плача, слоняюсь по улице,


Еще от автора Федерико Гарсиа Лорка
Испанские поэты XX века

Испанские поэты XX века:• Хуан Рамон Хименес,• Антонио Мачадо,• Федерико Гарсиа Лорка,• Рафаэль Альберти,• Мигель Эрнандес.Перевод с испанского.Составление, вступительная статья и примечания И. Тертерян и Л. Осповата.Примечания к иллюстрациям К. Панас.* * *Настоящий том вместе с томами «Западноевропейская поэзия XХ века»; «Поэзия социалистических стран Европы»; «И. Бехер»; «Б. Брехт»; «Э. Верхарн. М. Метерлинк» образует в «Библиотеке всемирной литературы» единую антологию зарубежной европейской поэзии XX века.


Чудесная башмачница

«Я написал „Чудесную башмачницу“ в 1926 г… – рассказывал Федерико Гарсиа Лорка в одно из интервью. – …Тревожные письма, которые я получал из Парижа от моих друзей, ведущих прекрасную и горькую борьбу с абстрактным искусством, побудили меня в качестве реакции сочинить эту почти вульгарную в своей непосредственной реальности сказку, которую должна пронизывать невидимая струйка поэзии». В том же интервью он охарактеризовал свою пьесу как «простой фарс в строго традиционном стиле, рисующий женский нрав, нрав всех женщин, и в то же время это написанная в мягких тонах притча о человеческой душе».


Дом Бернарды Альбы

Как рассказывают родственники поэта, сюжет этой пьесы навеян воспоминаниями детства: дом женщины, послужившей прототипом Бернарды Альбы, стоял по соседству с домом родителей Гарсиа Лорки в селении Аскероса, и события, происходящие в пьесе, имели место в действительности. Драма о судьбе женщин в испанских селеньях была закончена в июне 1936 г.


Стихи (2)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Марьяна Пинеда

Мариана (Марьяна) Пинеда – реальная историческая фигура, героиня освободительной борьбы, возродившейся в Испании под конец так называемого «черного десятилетия», которое наступило за подавлением революции 1820–1823 гг. Проживая в Гранаде, она помогла бежать из тюрьмы своему двоюродному брату Федерико Альваресу де Сотомайор, приговоренному к смертной казни, и по поручению деятелей, готовивших восстание против правительства Фердинанда VII, вышила знамя с девизов «Закон, Свобода, Равенство». Немногочисленные повстанцы, выступившие на юге Испании, были разгромлены, а революционный эмигранты не сумели вовремя прийти им на помощь.


Донья Росита, девица, или Язык цветов

Пьеса впервые поставлена труппой Маргариты Ксиргу в декабре 1935 года в Барселоне. По свидетельству брата Гарсиа Лорки, Франсиско, поэт заявлял: «Если зритель „Доньи Роситы“ не будет знать, плакать ему или смеяться, я восприму это как большой успех».