Стезя - [41]

Мол, ты не серчай понапрасну:

«Я просто по делу пришла, –

Приказано брать несогласных!»

Вскипел я: «Ты гонор уйми,

Хоть нынче не сахар житуха,

Не дамся...» – и хлопнул дверьми.

Надолго заткнулась старуха.

1993

Бухарин

Бухарин был политик редкий,

Знаток интима и вина.

Но я прочел его «Заметки»

И убедился – злость одна.

Достигнув в злобе эпогея,

Сей эротический бунтарь

Плевал в Есенина, в Сергея,

В поэта! Этакая тварь.

Итог известен – канул где-то.

Но тут в умах переворот:

Одна блатная демгазета

Его возвысила. И вот

Сбежалось вновь паучье семя,

В малину сгрудилось одну

И под кликухой «Наше время»

Давай оплевывать страну...

Остались нынче – слог затертый

Да пара-две писучих дур. А шеф

«НВ» Барух Четвертый

Стал шефом банковских структур.

Сидит на денежках, ликуя,

Что снова место приглядел.

Лет через двадцать аллилуя

Затянет жалобно: «Сиде-ел!»

При всей мошне, при сытой харе,

Припрется в свой «мемориал»,

Где русский, как писал Бухарин,

Лишь «человекоматерьял».

1994

Консенсус там...

Там на неведомых дорожках...

А. С. Пушкин

Собрать рюкзак, ружьишко, сети,

Уйти в озера и леса,

Где простодушный месяц светит

И холодит ступни роса.

И жить вдали от всех читален,

В зеленом мире моховом.

Пусть буду не оригинален,

Зато созвучен с естеством.

Жить от посадки – к урожаю,

В той суверенной стороне,

Жить, никому не угрожая –

Ни Татарстану, ни Чечне.

Вдали от мафий и от НАТО

Один небесный слышать гром.

Консенсус там! И «демократы»

Сидят все на цепи кругом...

1994

На погосте

На погосте в чистом поле –

Лунный свет во все концы.

О плохой загробной доле

Митингуют мертвецы.

Громче всех – номенклатура,

Гулевая молодежь,

Ветераны Порт-Артура,

Тем и вовсе невтерпеж.

В самом деле, мрак, простуда,

Край страданий не почат,

Ветхий саван греет худо,

Белы косточки стучат.

Но из той-другой могилы

Раздаются голоса:

«Здесь не Дума – тратить силы

На пустые словеса!

Было ж все: печаль-хвороба,

Утешения Христа!

Вон у нынешних – ни гроба,

Ни приличного креста.

А иные – по Гулагам,

Просто брошены во мгле.

Каково им, бедолагам,

Там, в анадырской земле?

А в Москве? Свои, славяне,

Воровски и кое-как

Нас хоронят в целлофане

После танковых атак.

Лучше здесь, где наши грозы,

Надкладбищенская синь,

Слушать, как шумят березы,

И растет трава полынь».

Призадумались немножко,

На судьбу-печаль ворча,

По суглинистым дорожкам

Потекли, костьми бренча.

Безнадежной той порою,

Черепами дзинь да дзинь,

Разбрелись загробным строем

По местам своим. Аминь!

Успокоились в обидах,

В домовины залегли,

Подстрекатели в хламидах

Тоже челюсти свели.

Тишь над кладбищем. Светает.

Вдалеке, слыхать едва,

То ли ангел пролетает,

То ль экспресс «Пекин – Москва».

1994

Прощеное воскресенье

Дешевую «Приму» позобал,

Как раньше сигару,

В душе матюгнулся

На весь этот дембеспредел.

С утра без похмелки

Алкаш промышлял стеклотару,

А прочий, перронный, народ

На баулах сидел.

Весь в «фирме» пацанчик

Дебильно терзал погремушку,

Мамаша листала –

Ни в жизнь не поверю! –

Стихи.

Два дачника дюжих

Пустяшную пили «чекушку»,

Дотошно, как немцы,

Прощали друг другу грехи.

Грехов набиралось,

За них бы – на дыбу, на реи!

Но первый хитрей был,

А тот, что наивней, другой

Клепал на себя же:

Мол, лучше всех наций – евреи!

И пьют аккуратно,

И умно шурупят «мозгой».

Эх, Ваня, Ванюша!

Ты сам же при хватке и силе,

Умом не обижен

И наш мужичок, от земли!

Евреи, конечно...

Но нынче печаль о России,

О русском народе:

Проснется ль?

Все жданки прошли.

Не ангелы мы.

И злодейка с наклейкою губит.

А те, кто «шурупят»,

Нацелены гробить и брать.

Простит нас Россия

И больше того – приголубит,

Вот только б, вот если б...

Отчаялся я повторять!

Прихлынуло люду,

Столпились,

Пошла обезличка.

Два дачника, дама, пацанчик

И все западло –

Прощали друг друга.

Потом подошла электричка,

Прощеных, прожженых и прочих

С перрона смело.

1994

Оглядишь округу

Ни скота, ни урожая,

Но полным-полно вина.

Бабы пьют и не рожают,

Мужикам – лафа одна.

Оглядишь округу малость,

Как на раны бросишь соль.

Генофонда не осталось,

Кто сказал бы: Пить доколь?!

Вот у брата двор – палаты,

Загляденье за версту.

От рассвета до заката

Брат мой трудится в поту.

Что-то строит он, строгает:

Сыновьям, мол, передам!

По-хозяйски осуждает

Тех, кто халкает «Агдам».

Наагдамятся, звереют,

И пошли «баранки» гнуть...

Здесь уж точно – не евреи

Виноваты. Вот в чем суть!

1994

Борьба

В стране бардака и бедлама,

Где в пору ввести паранджу,

Я вроде Хусейна Садама

Один оборону держу.

Сорвал уже голос: ребята!

Но где там! Сидят с похмела.

Все ближе стучат автоматы

Противника: наша взяла!

Уже не прошу подкрепленья,

Есть дух и – попробуй возьми!

Придет ли когда замиренье?

Скорее уж лягу костьми?

Тщета – упованье на Бога,

Каких-нибудь там ворожей.

И нет к замиренью намека –

Ни с наших, ни с тех рубежей.

1994

* * *

За родную, бля, Россию

пьем до дна.

Ю. Басков

...Ну, а я слагаю книжки,

Перед Родиною чист.

Но и жалкой медалишки

Мне ни в жизнь не даст Борис.

А поскольку эти оды

Не ласкают слух Кремля,

Я пишу – «продукт свободы» –

За железной дверью, бля.

Обманул меня цековский

Этот к рынку переход.

Вот Владимир Жириновский

Тот всерьез зовет в поход.

Правит на телеэкране,

Сразу видно храбреца!

Хоть в Индийском океане

Я отмою пот с лица...

1994

Идя первопутком

Я пахал чернозем. И старался, как мог.

Тракториные гулы всходили под небо.