Стезя - [29]

Прозрачно-воздушные сари,

Зеленая – в неге! – трава.

И всякие твари – по паре...

Но тут я и смолкну, братва.

Ведь голосу разума внемля,

В каком-то холодном поту,

Мы дружно спустились на землю

И были в свой срок на борту.

Что видели – тайной покрыто,

Что слышали – мрак и провал,

Потом убеди помполита,

Что в злачных местах не бывал.

1985

Под Южным Крестом

В этих будто бы райских кущах,

Где кокосы висят окрест,

Добываю свой хлеб насущный

Под созвездием Южный Крест.

Южный Крест. И луна, в полнеба,

И тропический дух парной.

Притерпелся и здесь. Но мне бы

Хоть на ночку да в край родной.

Там, конечно, под снегом крыши

И морозная ночь долга.

Вот и дочка из дому пишет:

«Нынче прямо до звезд снега».

Пятый месяц по жарким весям –

То ль хвалить, то ль хулить судьбу

На своем испытал горбу,

Сколько Крест этот Южный весит.

1984

Сны

Ну а сны все про родину, Русь!

Земляки там стога уже мечут,

Ждут, конечно. Под осень вернусь

И на все их вопросы отвечу.

Как входили мы в город Рангун,

Где кокосы, как дыни. А травы!..

Расскажу, как трепал нас тайфун

Недалече от скал Окинавы.

Будут слушать меня, моряка,

Самокрутки смоля по привычке:

– Что за остров такой Шри Ланка?

– Там мы брали немного водички...

– А экватор?

– Там вечно весна!

– А Суматра?

– Вблизи штормовали!

Там фортштевень почти докрасна

Накалялся... И рыбки летали.

Но порою – а курс боевой! –

Заходили на нас бомбовозы...

Снился все же покой полевой

И трава. И березы, березы...

1984

Попугай

Что за тварь,

Оборвал бы язык!

По-английски кричит

И по-русски.

Попугайничать – грех не велик,

Но зачем же мешать

При погрузке?

Моряков отрывает от дел,

До команд капитанских

Добрался.

Лучше б век в своих джунглях

Сидел,

Воспитаньем птенцов занимался!

Вира! Майна! – В бомбейском порту.

«Вирра! Вирра!» –

Он вторит, как эхо,

Как горошек катая во рту,

На борту толчея и потеха.

Ночью грянуло:

«Срочно! На бак!»

Встрепенулись,

Не чуя обмана,

Прибежали – там попка-дурак:

«Как спалось, – говорит, –

Мореманы?!»

1984

О священной корове

Наполненный гневом здоровым,

Ругай меня, критик, брани!

Пивком согрешил... О корове

Писать и не думал – ни-ни.

Я сам к ней бочком и сторонкой,

И дело мое сторона:

Будь Зорькой она иль Буренкой,

Неприкосновенна она!

Но вот же, напротив церквушки,

Годков по двенадцать мальцы

Сидят под коровою с кружкой

И тянут святые сосцы.

Видать, притомились от зноя,

А жажда в жару горяча.

И брызжет родное, парное,

О донышко кружки стуча.

Стоит коровенка чужая,

Мальчишек задаром поит.

Машины ее объезжают,

Повозки обходят. Стоит!

Одна посреди перекрестка,

Худая, как баба яга.

Наряжены в чудные блестки

Ее костяные рога.

В таком экзотическом виде

Торжественно бродит потом.

И словом никто не обидит,

Не то что пастушьим кнутом.

Весь город ей – выпас, жилище

Где хочет, ночует, живет.

Арбузную корку отыщет

И свято и смачно сжует.

Священная тема коровья!

Другое вот дело – пивко...

Конечно, и мне для здоровья

Желательно пить молоко.

1984

Индийские вороны

...Вот слетелись и нате орать!

Что поделать, смиряюсь бесславно

Даже взглядом нельзя их пугать,

А уж действием грубым подавно.

Потому и спокойный в словах,

Хлопочу над дилеммою новой:

И выходит, что в равных правах

Эти твари с бомбейской коровой.

Карр! Да карр! –

Оглушили почти,

Допекли безнаказанным игом.

Поднял камень, –

О Будда, прости! –

Улетели мошенницы мигом.

1984

Бродячий пес

Мы с ним глазами встретились на миг,

Он посмотрел и замер оробело. –

Как поживаешь в Индии, старик?

И пес пролаял: – «Вам какое дело?»

Ах, черт возьми,

Гордыни – будь здоров!

Но, право, грех голодному гордиться.

– Пойдем, старик, до наших поваров...

И мы пошли вдвоем по загранице.

Потом лежал на жарком пирсе он

И кости грыз, что с камбуза кидали,

И отгонял рычанием ворон,

Когда они уж очень досаждали.

Проснусь поутру, лает:

– «Как дела?» –

Мосол подкину, взглядом приласкаю.

Сдружились мы, но грустною была

Дальнейшая история морская.

Еще неделя, две, и я – уплыл,

И в этот порт

Уж больше не вернулся.

Бродячий пес...

Ах, как он вслед скулил

О том, что снова в людях обманулся.

1984

Неприкасаемая

Дыша духами и туманами...

А. Блок

Прошла, прошествовала рядом

В цветной толкучке городской.

Какой мужчина жарким взглядом

Не посмотрел ей вслед с тоской!

Над ней запреты, как вериги,

Хоть и прекрасна и мила...

но над проклятьем всех религий

Она как женщина прошла.

Прошла торжественно и властно

По небесам и по земле,

Сияя знаком низшей касты

На гордом царственном челе.

Дразня походкою и станом

Почтенных старцев и юнцов,

Дыша сандаловым туманом

Бомбейских хижин и дворцов.

1985

Туземка

Под одежкою плоть тугая,

Взоры – тайна и глубина.

Босиком по камням ступая,

Как скульптура, идет она.

Кто она? Из какой там касты?

Или диво явилось мне?

В стороне от толпы цветастой,

От сородичей в стороне.

Не славянка во чистом поле,

А туземка во цвете лет!

Обезьяны в ветвях магнолий

Восхищенно кричат ей вслед.

Я и сам от любви сгораю,

Фантазирую на ходу.

Вот уж мысленно догоняю,

Целомудренно обнимаю,

На горячий песок кладу.

Над Бенгальским заливом ведро,

Бирюзовая синь воды.

Жаркой близостью ходят бедра,

И прибой поощряет бодро

Наши сладостные труды.

Отгорели и снова вспышка.

Над заливом летят века...

Шепчет пламенно: «Мой мальчишка!»

Завершаем свою интрижку

Аж на острове Шри-Ланка.

Зной и нега в тени акаций.