Стезя - [26]

А он цветению мешал.

Он очертил, как будто мелом,

Дома, мосты, края дорог.

Но никакого зла не сделал,

Лишь полицейский чуть продрог.

Снег на три дня стал темой модной,

Закрасил белым белый свет.

И черный лик «войны холодной»

Казался выдумкой газет.

1984

Торговец Миша

– Ну как дела?

– О'кей! Дела не тужат! –

И звонко так прищелкнет языком.

Не зря, не зря японец Миша дружит

С дальневосточным русским моряком.

Допустим, ты подарочек особе

Пообещал – широкая душа,

Плыви скорей в японский город Кобе,

Там и найдешь лавчонку торгаша.

Там и сойдешься с Мишей: Миша славит

Товар фирмовый – фирмы «Адидас».

Конечно, он, как другу, цену сбавит,

Но без навару – глупо! – не отдаст.

– Ну, как дела?

– А он по-русски:

– Сила! –

А ты какой-то мелочью бренчишь!

Он знает, жадность фраера сгубила,

Но в этом зле его не уличишь.

Товар – цена!

Прикинешь осторожно,

Валюта тает, грустные дела

Да, Миша наживается

Но тут уже политика пошла

1984

Резиновая

Шоколадный, чарующий взгляд.

И цена – не последнее дело!

Об искусствах в любви говорят

Безразмерные прелести тела.

Извиняюсь, голодный, как волк,

Я гляжу на отнюдь не весталку.

Даже внутренний голос примолк

И привычно не шьет «аморалку».

Просвещенный салоном «Интим».

Так сказать, информации ради,

Как скиталец морей, пилигрим,

Подтверждаю: партнерша впоряде!

Чуть потискаешь, томно глядит,

А на клапан надавишь фривольно.

Как и всякая баба, шипит

И спускает, как мяч волейбольный.

1984

Токио

Баклан

Пока над строкой хлопочу

В зеленых зыбях океана.

Особо отметить хочу

Простого трудягу баклана.

И ночи и дни без конца.

Ни сна, ни досуга не зная.

Он трудится в поте лица,

Креветок со дна добывая.

Когда колобродит циклон

И прячутся чайки пугливо,

Упорно работает он,

Ныряя в глубины залива.

На тихой иль крепкой волне,

В далеких лагунах и шхерах, –

В делах!

И достаточно мне

Его трудового примера.

1984

Встреча

Сели ласточки на леера,

Притомились и рады опоре.

Сотни миль – ни стрехи, ни двора,

Только Южно-Китайское море.

И притих наш бывалый народ.

Пусть, мол, сил набирается стая.

Ведь на что уж силен пароход,

А дрожит, против волн выгребая.

И припомнились – детство, поля,

Наши ласточки в небе тревожном...

Вот где свиделись! Это же я!

Неужели узнать невозможно?

1984

Тропики

Жене Марии

Горячие тропики... Дивная доля!

А там и экватор – какой-нибудь шаг!

Так что же теперь мне все видится поле,

Морозные ивы над речкой Кармак?

И радостный Мурзик у нашей калитки,

И утренний след, где прошли трактора,

И льдинок колодезных звонкие слитки,

Когда они бьются о стенки ведра.

И сосны могучие с бронзовой кожей,

И ждущая солнца трава-мурава...

Теперь уж приехал сосед наш Сережа,

Тропинки расчистил и колет дрова.

Наверно, сорока, приветствия ради,

Стрекочет беспечным своим языком.

И пахнет субботою в каждой ограде,

Еще сизоватым, незрелым дымком.

Родные, щемящие сердце картины!

Скольжу я биноклем по чуждым местам.

Все дальше уносят меня бригантины –

В заморские страны. А в мыслях я там,

Где белая вьюга гудит до рассвета,

Где тихо мерцает селенье одно,

Где столько тепла и живого привета,

Что вроде бы лучше и быть не должно...

1984

Всеобщий аврал

1

Расставлен, где надо,

Народ молодой:

По борту, по вантам висят,

Как пираты.

И сытно плюются

Забортной водой,

Едва управляясь с работой,

Шпигаты.

А те, кто к соленому воздуху

Глухи,

В машинных отсеках снуют,

Словно духи!

И долго мне чудится

Ржанье коней

В размашистом гуле

Валов и поршней!

Опять я ушел

От земных передряг,

От мелких сует,

От дежурных улыбок,

Чтоб Южно-Китайское море –

На бак! –

Бросало в азарте

Летающих рыбок.

Авралим!

Успехи оценим потом.

Потом подытожим

Дела и поступки.

По курсу Бангкок

И не дремлет старпом,

Как Будда,

Следит из возвышенной рубки.

2

Авралим!

И дело поет, веселит –

Под мачтою шаткой,

Над палубным грузом.

А боцман

(Точней – боцманюга)

Шумит

И прячет улыбку:

«Живее, медузы!»

Вьетнамское солнце

Палит между тем,

Тропическим маревом

Дышит машина.

Пахнуло бы полем –

И было б совсем.

Как в страдную пору

У нас, под Ишимом.

1984

Глянешь иногда

Мне чуждый дух неведом.

Но глянешь иногда:

У этих «прочих шведов»

Картинки, не суда!

Покраской пламенеют,

Щербинки не видать.

Умеют же, умеют

Вот так себя «подать».

И палуба, что солнце,

И ход могуч и лих,

Особо у японцев,

Особенно у них...

Мы тоже драим, пашем,

Но, черт нас подери,

Сойдет! – рукою машем

И глушим боль внутри...

Да, спутники летают,

Прекрасен их полет.

Но средств не отпускают,

Но рук не достает.

Конечно, в небе тучи,

Понятно, дух войны.

Но мы ж сыны могучей,

Дерзающей страны.

Победами гордимся.

К галактикам близки.

Когда же разозлимся,

Жить станем по-людски?!

1984

Джекки

Эта Джекки – водитель адский:

Подготовочка – высший класс.

Улыбнулась:

– «Держитесь, братцы!» –

За баранку и полный газ.

Шпили пагод!.. Мосточки!.. Лодки! –

Автострада накалена.

– Поберечься б тебе, красотка! Улыбается:

– Жизнь – одна!

Что за девушка – ветер в поле!

Осторожней держись, моряк!

Даром, что ль, проходили в школе:

«Враг направо, налево – враг...»

–Джекки, Джекки, с тобой не страшен

Ни дракон и ни помполит!

Улыбается:

– Рашен, рашен,

Это просто жара палит!

Подтверждаю: о'кей, – отлично!

Улыбается широко.

Оглушительно идентична

С той, которая далеко...

Та ж улыбка и та ж осанка.

Тот же взгляд, что хитрит слегка;

И рука – на лихой баранке –