Стезя - [25]

Только я застегну

поплотнее фуфайку –

И на мостик, на ветер, –

оттуда видней

Времена

золотой лихорадки Клондайка,

Что не только наживой

манила парней.

Поценней самородка

понятия чести,

И прекраснее женщин

отвага бойца:

Подхватить на лету

вороненый винчестер –

И в седло!

И галопом догнать подлеца!

Обанкротясь,

на шхуну наняться матросом,

Неразмененный доллар

храпя в рундуке.

Иль на верткой долбленке

вдвоем с эскимосом

За любимой лететь

по Юкону-реке.

Иль за друга подняв

сан-францисское виски

(Этот друг для тебя

снять рубашку готов!)

А потом...

Но над мачтой пронесся со свистом

Самолет, что с юконских

взлетел берегов.

Просвистел, окропив

керосиновой сажей,

Погрозил бомболюком

и ревом турбин.

С серебристо-округлых

боков фюзеляжа

Вдруг повеяло зябкой

тоскою глубин.

И за борт

я как будто бы выронил сказку,

И старпом не сдержался:

«И я – закурю!»

В черных водах все дыбила

скалы Аляска.

Все равно!

С Джеком Лондоном я говорю!

1978

НА ПРАЗДНИКЕ НЕПТУНА

Морякам танкера «Самотлор»

Нептуном был назначен я –

И возгордился малость:

Мне в этой должности, друзья,

Работать не случалось.

Но я управился, как мог,

Без суеты и крика,

Как молодой, но твердый бог.

Всея морей владыка.

Вот я, владыка из владык,

Иду. За мною свита.

Нервозно мечется кадык

На горле помполита.

А капитан равняет строй.

Трепещет? Ну и ладно! –

Куда путь держите, герой? –

Допрашиваю складно.

Толкует что-то про моря,

Про коллектив прекрасный,

Конечно, хочет, чтобы я

Не гневался напрасно.

Подносит чарочку – в зачет!

Киваю благосклонно.

А грим за шиворот течет,

На уши жмет корона.

И чтоб себя не уронить, –

Достоинством рискую, -

Велю команде воду пить

Соленую, морскую.

Трезубцем грозно грохочу,

Велю поторопиться:

Удостовериться хочу,

На что народ годится?

Никто не лезет на скандал,

Покорно сносят муки.

А свита – только волю дал –

Похлеще ладит штуки.

Стою в наряде золотом.

За вздор считая жалость...

Да! Сладость власти и потом

Во мне, как яд, держалась.

1978

* * *

Изумрудно мерцает планктон.

Хороша за бортом заваруха!

Все же это не чаячий стон,

Он лишил бы присутствия духа.

Поднялись в фосфорической мгле

Водяные нестойкие горы.

Экземпляр «Огонька» на столе

Потерял уже точку опоры.

Где-то мирно поют провода.

Делать нечего – лает собака.

А со мною лишь в небе звезда,

Называется – знак Зодиака.

Потому и на грубой волне

По земной размышляю привычке:

Окажись в эту пору на дне.

Ни согреться, ни выпить водички

1978

Я верил

Спасительная бухта –

Земля со всех сторон!

И не трепал нас будто

Лишь час назад циклон.

И не врезал по скулам

У бездны на краю,

Прожорливой акулой

Не скалил пасть свою.

Конечно, в океане –

У крепкого руля –

Я знал, что не обманет

Земля. Моя земля!

Я верил окрыленно

Домам ее, дворцам,

Траве ее зеленой

И стойким деревцам.

Они меня взрастили,

Они меня простят,

Они и на могиле

Моей прошелестят...

1984

Под мачтой шаткой

В море Беринговом качает.

Стонут трюмы, скрипят рули.

А в селе у нас шаньги к чаю...

Подосиновики пошли.

И, помытые кипяточком,

Кадки сушатся у плетня.

И гадает, в какой я точке,

Озабоченная родня.

Далеко я, земля родная!

Лезу дьяволу на рога.

Географию повторяю,

Вылив воду из сапога.

Наплывают, как в киноленте.

То близки, то видны едва,

Мыс Дежнева, Святой Лаврентий,

Командорские острова.

Неуютно под мачтой шаткой,

Ненадежен и зыбок мир.

Но по курсу уже Камчатка

И угрюмый Парамушир.

А оттуда, совсем, как в сказке,

Окунево невдалеке...

Мачта мечется, как указка

У пятерочника в руке.

1978

ДОМИНО

Экипажу теплохода «Николай Семашко»

Итак – домино!

По столешнице лупим,

В зрачках доминошников

Дым и огонь.

Уже погорел мой

Четверочный дупель.

Глазастый «баян»

Обжигает ладонь.

Задорные тройки

Выводим в атаки,

Ошибки соперников

Вносим в актив.

Как люстры, прошли

У борта кавасаки,

Как елка, расцвечен

Сангарский пролив.

И снова – накал.

Вдохновенное чувство!

И снова мне видится:

Мы – на коне!

А резвый напарник мой

Крутит «по пусто».

Ах, что к нему теща

Явилась во сне!

Но вовремя – «рыба»!

И свежая пара

Внимательно дышит

Над узким столом

.

От света – за бортом

Шалеют кальмары

И оптом в ловушки текут

Поделом!

Итак – домино!

То успех, то промашка.

И все ж мой напарник

Опять – молоток.

В Японское море

Выходит «Семашко»,

Форштевень нацелен

На Владивосток.

Вернемся – и в отпуск

В деревню уеду.

Там очень плотва

На «малинку» берет...

Ах, что я?

Пора бы уж вырвать

Победу.

И – с маху костяшкой.

И – полный вперед!

1984

НОЧНЫЕ ОГНИ

Эй, рулевой, подмогни!

Что там за волнами снова?

Чьи там дымки и огни,

Уж не мое ль Окунево?

Вроде б – наш домик, забор

Роща, грачиные гнезда,

Пес постаревший Трезор

Нехотя лает на звезды?

Чудится, там сенокос,

Топот размашистый конский...

Тихо ответил матрос:

– Берег японский...

Долго смотрю в полумрак,

Сердце смятеньем объято:

Лучиком шарит маяк –

Узким, как взор азиата.

А на скале, на краю,

Блеск, будто с яркого слайда…

Думаю думу свою

Возле ночного Хоккайдо.

1984

Снег в Иокогаме

Шел чудный снег в Иокогаме,

Снег наших русских деревень.

Его колесами, ногами

Месили все, кому не лень.

А он летел светло и гордо,

Как не летел давным-давно,

И подгонял мальчишек в шортах

И женщин в легких кимоно.

Кружил и в пригородной зоне

Вдоль тихих улиц и оград.

И на военном полигоне

Ровнял воронки от гранат.

Он был, конечно, зябким, лишним.

Порядок жизни нарушал:

Пора цвести японским вишням,