Стендаль. Встречи с прошлым и настоящим - [43]

Прошло несколько лет. Дипломная работа была давно защищена, один экземпляр отправлен Илье Григорьевичу в знак признательности. Вдруг получаю письмо от Л. А. Зониной, секретаря Эренбурга. Оказалось, ему понравилась моя работа, при встрече с Арагоном в Москве он попросил его ознакомиться с нею, а когда Арагон вернул ее со своими замечаниями, Илья Григорьевич поручил Зониной сообщить мне их общий смысл. Это вернуло меня опять к творчеству Арагона. Хотелось осмыслить его по-новому, серьезнее и глубже. Но судьба уготовила мне другое – это был Стендаль, который вновь привел меня к Эренбургу.

В республиканской библиотеке в Риге, где я работала, оказались неизвестные рукописные заметки Стендаля, и до того неразборчивые, что смысл их нельзя было уловить. Я погрузилась в творчество Стендаля, начала детально изучать его биографию. Постепенно смысл его записей стал мне раскрываться, я начала готовить их публикацию. В этой связи я и решила написать Илье Григорьевичу о трудностях, с которыми сталкивалась. Хотелось закончить работу к 175-летию со дня рождения Стендаля.

Эренбург очень заинтересовался этой публикацией, сообщил о ней Арагону и послал ему фотокопию странички Стендаля. Арагон попросил известного знатока стендалевских рукописей Анри Мартино высказаться по этому поводу. Мартино подтвердил: да, это действительно Стендаль, и написано в «дьявольский день»[353]…

Через несколько месяцев, в апреле 1958 года, Илья Григорьевич сообщил мне, что Арагон в Москве, и указал его адрес и телефон. Благодаря Эренбургу, я смогла лично познакомиться с любимым поэтом. Эта встреча совершенно неожиданно вдохновила и «неистового» Арагона, как его называл Эренбург. С нею связана статья Арагона «О Стендале и о XX веке»[354]. У меня же остались в памяти живой, темпераментный рассказ Арагона о некоторых явлениях французской литературы, стройная фигура красивого седого писателя, после продолжительной беседы позвавшего меня обратно с другого конца длинного коридора гостиницы «Москва», потому что я не попрощалась с Эльзой Триоле (она в это время обсуждала сценарий кинофильма «Нормандия – Неман» со своими соавторами, К. Симоновым и Ш. Спааком, и мне показалось неуместным ее беспокоить).

Я стала переписываться с Эренбургом, а иногда и бывать у него. (Очень жаль, что небольшая квартира Ильи Григорьевича на улице Горького не была сохранена как квартира-музей выдающегося писателя и борца за мир, живое свидетельство его тесной связи с мировой культурой XX века, не только благодаря многочисленным произведениям искусства, подаренным Эренбургу самими художниками: Пикассо, Матисс, Марке, Шагал, Фальк и др., множеству книг с дарственными надписями их авторов – писателей разных стран, но также потому, что стены этой квартиры видели многих замечательных деятелей мировой культуры, посещавших Эренбурга и оставивших неизгладимый след в его воспоминаниях, переписке и во многих других документальных материалах.)

Илья Григорьевич не только проявлял большое внимание к моим стендалевским занятиям, но и подсказал мне тему, натолкнув меня на мысль изучить историю записки Стендаляк Вяземскому. Когда он узнал, что я готовлю к печати статью «Стендаль и Вяземский», он написал мне, что ждет ее «с большим нетерпением». Вместе с тем идея, подсказанная Эренбургом, открыла передо мной широкую перспективу: оказалось, что область «Стендаль и Россия» таит в себе еще много белых пятен, нетронутой целины.

Побывав в музее Стендаля в Гренобле или в стендалевских местах в Италии, Илья Григорьевич делился со мною своими впечатлениями. «Я на днях приехал из Италии, – писал он 2 декабря 1959 года. – Будучи там, я поехал в Чивиту-Веккию, чтобы посмотреть стендалевские места. Никто в этом городе, даже в «Культурном центре» не знает, кто такой Стендаль. Старый дом французского консульства сгорел во время войны. В Риме я видел гостиницу «Минерва», где останавливался Стендаль. Хозяин ее сказал мне, что кроме писателя Форстера никто из литераторов в этой гостинице не проживал». (Положение несколько изменилось после стендалевского конгресса в Чивитавеккье и Риме в марте 1964 года.)

Через год Илья Григорьевич снова побывал в Италии. 5 января 1961 года он вернулся в Москву и в тот же день вылетел в Швецию, на сессию Всемирного Совета Мира, вице-президентом которого он был. Перед отъездом он попросил своего секретаря, Н. И. Столярову, сообщить мне, что он был в Турине на стендалевской выставке, видел там изумительный портрет Стендаля работы Лемана и т. д. Одновременно Илья Григорьевич послал мне программу этой выставки и сопровождавших ее докладов.

Илья Григорьевич всячески пытался содействовать тому, чтобы я могла принять участие в стендалевских конгрессах, на которые меня приглашали. 9 апреля 1966 года он сообщил мне: «Я получил […] от председателя общества друзей Стендаля приглашение на встречу в сентябре в Париже. Был бы рад узнать, получили ли Вы такое же. Посылаю на всякий случай проспект этой встречи». Когда он узнал, что я тоже поеду в Париж, он искренне обрадовался.

Свой рассказ о конгрессах начну с того, что всякий раз, когда поездка висела на волоске из-за задержек с визой во французском или в итальянском посольствах, имя Эренбурга меня очень выручало. В итальянском, например, когда я доказывала, что должна вылететь на следующий же день, чтобы не опоздать на конгресс, сначала разводили руками: «Ну и летите!», но стоило мне упомянуть Эренбурга, как все улаживалось очень быстро. Илья Григорьевич потом со смехом рассказал, что ему позвонили из посольства и спросили, не возражает ли он против моей поездки в Парму, на что он ответил, что не только не возражает, но просит срочно предоставить мне визу.