Стеклянный Джек - [135]

Праведность-то от Бога, а вот правосудие – от кредитов,

И их у меня как раз было в достатке.

Одни жаждут богатства, чтоб позабыть про бережливость,

Другие спешат удовлетворить бескрайнюю похотливость,

Я же хотел восстановить попранную справедливость —

И деньги мне помогли исполнить желанье.

Десять лет я работал и ждал, и, наконец, звезды в небе сошлись.

Из Чужаков только восемь десятков от смерти убереглись,

Полсотни из них подсели на сому, съехали с глузду и перепились;

Я мало чем мог усугубить их страданья.

Но тех, кто остался в своем уме, я всех до единого изловил;

Каждому лично напомнил, что он с миром моим сотворил

(Злодейств они учинили столько, что каждый второй забыл,

Что за бойню устроил во время оно).

Они скулили, вопили, рыдали, пытаясь сердце мое смягчить,

Они молили о милосердии, зная, что вправе я их казнить.

Я им сказал: за милосердие надо, конечно же, заплатить —

Деньги лежат в основе основ Закона.

Цена такова: миллион кредитов с носа за каждый прошедший год

В рассрочку, но до последней выплаты – или пока Чужак не умрет;

Если он вздумает уклониться – гибель быстрее света придет.

Это ярмо судьбы, и его не скинуть.

Они в слезах просили прощенья, но приняли сделку, само собой.

Жизнь научила их самому главному: с сильным всякий напрасен бой.

Так я обрел рабочую силу, которой мог бы гордиться любой:

Кто не работает – может копыта двинуть.

Улановы с помпой сошли с небес и даже воздали мне похвалу:

Мол, я открыл способ внушить принцип Закона отпетому злу

И превратить злодеев в трудяг, привычных к мирному ремеслу.

Я же доволен солидной прибавкой в бюджете.

Мне дали Серебряную Звезду – есть чем гордиться в расцвете лет:

С элитой я на короткой ноге, меня как равного принял свет.

Из всех советов я дам лишь один, но это самый мудрый совет:

Не будьте бедными, бедные сукины дети.

Псалом Мак-Оли

Боже, я знаю, космос – лишь тень, что отброшена светом Твоим;

Человеку должно утешиться межпланетным полетом одним.

Некогда в сердце моем был раздор, признаюсь как на духу,

Однако до звезд нас не допустить решено на Самом Верху.

Стяжные крюки, шейки валов и тяга – Господи, благослови;

Вращают сердечник из антиматерии милость и гнев Твои.

Библия – сложный механизм: деталей мильоны в машине той,

И едва ли поймет человек, как они сочетаются меж собой.

Каждый стих и каждое слово взаимодействуют: весь расчет

На то, чтоб в итоге духовный мотор душу отправил в полет.

Параболическая скорость да победит тяготенье греха,

И нас с благодатью состыкует любовь Господня, так сладка!

И как инженер выбирать не волен компоненты корабля —

Пока наладишь одни, другие ржавеют, ломаются и сбоят,—

Так и душа не выбирает из заповедей библейских одну:

Или ты принимаешь всю Книгу, или идешь к духовному дну.

* * *

Сон не идет – старые кости ломит в теле, от жизни усталом;

Стану на вахту наедине с Господом и корабельным металлом.

Гудят двигуны: сто дней в корабле, тягой и скоростью напряженном,

Мы рассекаем континуум где-то меж Солнцем Твоим и домом.

Плачется вал: «Не выдержу больше!»; расшатались ангелы-дюзы;

Двадцать мильярдов миль пути любому покажутся тяжким грузом.

Вокруг совершенный Божий мрак, чернее черного, глаз морочит;

Мистическое ничто, бесконечность Самого Древнего Дня – ночи.

Меня сменит Фергюсон. Он три года отдал на милость космопутей.

На Марсе, в доме за куполом его ждут жена и двое детей.

Он истосковался по дому – и кто из нас может его упрекнуть?

Слишком долго длится контракт, и каждому хочется отдохнуть.

Меня же никто и нигде не ждет, хоть медленно, хоть быстрей лети,

С тех пор как тридцать лет назад Мия Чун ушла к Тебе, Господи.

С той поры я вижу: посредник Твой – не вакуум и не пустота,

Но благоговейная беспредельность вселенского черного цветка.

Чаще других вспоминаю Мкоко, познавшего космоса благодать:

Если тело его найдут, межзвездная гонка начнется опять.

Но Бог не даст свершиться такому, и будет мой не напрасен труд!

Пусть кругами летает вовеки в космической тьме его хладный труп.

Он там не один: на космопутях мало ли мрачных мертвецких орбит,

Жалких и неприкаянных грузов, которых никто уж не вознаградит?

Когда горел «Новый Аполлон» – что толку было в нашем пути?

От Венеры к Нептуну по эллипсу – и обратно к Земле мы летим,

Но толку? Причалили к Орбитали, ждали команды выходить,

И вспыхнул пожар, и многих из нас успело пламя испепелить.

А Торговцы вежливы. Вот Иванов – подойдет, бывало, и скажет:

«Инженер Мак-Оли! Как там у нас тахионная тяга – пашет?»

Ему не дается технарский жаргон – но что мне все их манеры,

Коль можно пахать в полную мощь? Я в Доме – глава Инженеров.

«Нянчишься с тягой? – мне твердят. – Ты был в Кейпе звезда физтеха!

Синяя ленточка, „наша надежда“ – что, это лишь для смеха?

Всепланетно известный уже в универе, топ-спец по тахионной тяге,—

Как ты променял такую карьеру на жизнь инженера-бродяги?»

Да, у меня была куча грантов, я мог оставаться лучшим доныне,

Но разглядел, что дьявол хочет меня подцепить на крючок гордыни.

Я бросил космошколу Кейпа, ушел прямо с лекции, налегке,

И подписал контракт на полвека на космическом грузовике.

Начинал как помощник заправщика, отвечал за топливопровод