Статист - [17]

Шрифт
Интервал

Пожалуй, на сегодня хватит. Иди отдыхать, спокойной ночи.

Кирилл вытащил из папки несколько листов чистой бумаги и, закурив, начал писать:


«7 июня. Здравствуй, дорогая…

Давно тебе не писал. Прости. Как поживаешь?

Все время вспоминаю те дни, когда познакомился с тобой.

Я видел, какими взглядами мужчины на пляже сопровождали тебя, выходящую из воды. У меня при этом возникали противоречивые чувства. Гордость, что ты со мной, а не с ними, но в тоже время и странное ощущение возможности в любой миг потерять тебя. Когда стемнело, мы забрались в лес, уселись на траву. Пили сладкое вино „Фетяска“. В свете костра я видел, как дрожат твои пальцы, когда ты прикуривала сигарету. Славка во всю целовался с Эльзой, а я,… ты знаешь, я совсем тогда растерялся. Выпитое вино не придало смелости, а наоборот отрезвило. Так бывает. Это теперь я понимаю, что так бывает. А тогда….

Отпуск пролетел как один день. Мы долго стояли на перроне, ветер шевелил твои выгоревшие на солнце волосы. Двери электрички, шипя, захлопнулись перед моим лицом. До сих пор помню тот адрес, который ты мне написала, — Рига. Р-54. До востребования. Маленький камушек, отшлифованный морскими волнами, подаренный тобой на прощанье. И слова, — „Приезжай и пиши“.

Столько месяцев разлуки, твои письма, аккуратный почерк: „Я сдала экзамены. Приходится подрабатывать в гардеробе театра, — денег не хватает. Но это все ерунда. Ты приедешь?“.

Я приехал. Падает снег и кружится. Ранее утро, оба зеваем, не выспались. Смеемся и строим планы.

Планы на каникулы. Ты все время говоришь, говоришь, тараторишь: „Сначала театр „Сатиры“, он на гастролях дает „Таблетку под язык“, — Миронов, Папанов. Потом „Домский собор“. Затем выставка икон — Андрей Рублев, Даниил Черный…“.

Помнишь, как в соборе остановились перед огромной иконой, — „Апокалипсис“. Ты спросила: „Кир, что такое Апокалипсис?“. Я, немного подумав, ответил: „Откровение“.

Проходивший мимо священник, одобрительно закачав головой, и окинув нас взглядом, сказал:

„Правильно молодой человек. А Вам девушка, должно быть стыдно. Советую читать больше“.

— Кирилл да ты у меня образованный.

Я возразил, — ты знаешь, вырвалось название иконы у меня произвольно, даже не знаю, как это получилось. Наверное, по наитию.

— Не скромничай, не скромничай.

Вечер в кафе. Я немного растерян. Пьем коктейли из огромных бокалов. Ты вытаскиваешь из сумочки вяленую тарань: „Отец прислал посылку“. Шелушим рыбу, запиваем красной жидкостью. Танцуем под саксофон. Твои глаза и губы напротив.

Признаюсь,… стыдно, я тогда напился-напился, хлопнул дверью на выходе из кафе. Прости.

Но и ты хороша: „Лучше бы купил себе югославские сапоги в универмаге на эти пятьдесят рублей“.

Самое интересное, никак не могу вспомнить название спектакля в музыкальном театре, — „Пигмалион“, или

„Летучая мышь…“ Татьяна Шмыга, Герард Васильев. Название… не помню, хоть убей.

Еще места попались не ахти, — балкон, мое кресло за колонной, которая загораживает сцену. Я все время вытягиваю шею, галстук съезжает на бок, давит узлом шею. Ты хмыкаешь в программку, поправляешь галстук. У тебя нежные пальцы, чувствую их дрожь и тепло. После антракта набираюсь смелости, пересаживаюсь, усаживая тебя на свои колени. Соседи шушукают, возмущенно поглядывая в нашу сторону. Плевать,… теперь все видно, и ты сидишь, не шелохнувшись у меня на коленях. Волосы пахнут морем.

Брюки после спектакля в гармошку, но зато масса впечатлений…»


— Кирилл! Кирилл!

Кирилл, подняв голову, увидел стоящего напротив человечка во френче.

— Кирилл! Ну, и что было дальше?

— Не хорошо подглядывать, — Кирилл аккуратно сложил письмо.

— Так интересно же, что дальше будет….

Ты проводишь ее на квартиру, которая она снимала.

Напросишься в гости. Свечи, шампанское… поцелуи и ласки до утра?

— Разыгралось у тебя мой друг воображение.

— А что тянуть? Инициативу надо брать в свои руки. Ловить момент удачи.

— Так ты еще и инициативный у меня получился, — смутился вдруг перед своим творением Кирилл. — Все спать, спать… завтра много работы.


20 января.

«Привет, дорогая!

Ты спрашиваешь как я? Пожалуй, в норме. Хотя честно признаюсь этот фильм трудновато мне дается.

Может все бросить? Взять отпуск за свой счет. Отпуск за свой счет от самого себя. Неплохо звучит, да?

Помнишь, ты мне сказала, увидев, как я запыхался после заплыва на километр на спор с твоими друзьями: „Отдохни Кирилл, отдохни“. Но я купил гирю и стал качаться до одури, до хруста в суставах, до судороги в мышцах.

Это ведь ТЫ мне сказала!

Через год на Байкале, куда мне все — таки удалось тебя уговорить приехать в отпуск, помнишь, как ты ахнула, увидев мое накаченное тело? Мне было неловко, был рад и смущен одновременно. Нес тебя на спине через болото, комары жалили нещадно, мошка лезла в уши и в рот. Ты растирала мою спину и грудь спиртом. Я млел,… легонько похлестывал тебя веником по загорелым, стройным ногам, по плечам и груди, которую ты смущенно пыталась укрывать от меня руками. Я поливал на раскаленные камни из ковша студеную воду, клубился пар, было жарко, пахло тайгой и тобой. Потом мы забрались по шаткой лестнице на чердак, плюхнулись в колючее сено. Я целовал тебя всю от кончиков пальцев на ногах до глаз. Губы шептали: „Да, да, да…“. Всю ночь до утра о крышу дома терся высоченный кедр. Мне казалось, что это кто — то, подсматривая за нами, укоризненно, а может ревностно ворчит…»


Еще от автора Сергей Леонидович Дигурко
Песок и время

В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.


Рекомендуем почитать
Солнечный день

Франтишек Ставинога — видный чешский прозаик, автор романов и новелл о жизни чешских горняков и крестьян. В сборник включены произведения разных лет. Центральное место в нем занимает повесть «Как надо умирать», рассказывающая о гитлеровской оккупации, антифашистском Сопротивлении. Главная тема повести и рассказов — проверка людей «на прочность» в годину тяжелых испытаний, выявление в них высоких духовных и моральных качеств, братская дружба чешского и русского народов.


Премьера

Роман посвящен театру. Его действующие лица — актеры, режиссеры, драматурги, художники сцены. Через их образы автор раскрывает особенности творческого труда и таланта, в яркой художественной форме осмысливает многие проблемы современного театра.


Выкрест

От автора В сентябре 1997 года в 9-м номере «Знамени» вышла в свет «Тень слова». За прошедшие годы журнал опубликовал тринадцать моих работ. Передавая эту — четырнадцатую, — которая продолжает цикл монологов («Он» — № 3, 2006, «Восходитель» — № 7, 2006, «Письма из Петербурга» — № 2, 2007), я мысленно отмечаю десятилетие такого тесного сотрудничества. Я искренне благодарю за него редакцию «Знамени» и моего неизменного редактора Елену Сергеевну Холмогорову. Трудясь над «Выкрестом», я не мог обойтись без исследования доктора медицины М.


Неканоническое житие. Мистическая драма

"Веру в Бога на поток!" - вот призыв нового реалити-шоу, участником которого становится старец Лазарь. Что он получит в конце этого проекта?


В малом жанре

В рубрике «В малом жанре» — рассказы четырех писательниц: Ингвильд Рисёй (Норвегия), Стины Стур (Швеция); Росква Коритзински, Гуннхильд Эйехауг (Норвегия).


Саалама, руси

Роман о хирургах и хирургии. О работе, стремлениях и своем месте. Том единственном, где ты свой. Или своя. Даже, если это забытая богом деревня в Сомали. Нигде больше ты уже не сможешь найти себя. И сказать: — Я — военно-полевой хирург. Или: — Это — мой дом.