Статист - [19]

— Соловей разбойник, — усмехнулась Вика, плеснув кипяток в чашку. Открыла холодильник: «Да, негусто…». Вынула баночку с яблочным вареньем и, захватив чашку, вернулась в комнату. В этот момент в прихожей раздался телефонный звонок. Вика, недовольно поморщившись,… сделала несколько глотков,… телефон не умолкал. Поставила чашку на сервировочный столик, прошла в прихожую и сняла трубку.

— Виктория как наши дела? Это я твой Эдик. Узнала меня детка? Что ж так долго не отвечаешь? Заставляешь меня нервничать. И вообще, я страшно соскучился по тебе моя …

— Ладно, ладно, знаю, по кому ты соскучился, — прервала на полуслове Вика, закатив при этом глаза под потолок. — Я закончила эскизы. Где мы можем встретиться сегодня?

— Приезжай ко мне в офис к 17 часам, вышлю за тобой машину, — изменив тональность голоса, ответил собеседник.

— Хорошо, высылай. Только давай не в офисе встретимся, а в кафе напротив. Тебя устроит?

— Ok, нет проблем, договорились.

— Пошел к черту, надоел, …. — повесила трубку Вика. — Эдик…. Эдуард Захарович.

* * *

Эдик Ивановский, зажав между одутловатых коленок банку со свиной тушенкой, ужинал. Цеплял серебряной вилкой куски мяса и сала, понюхав, с аппетитом проглатывал. Запивал томатным соком. И хотя, суть поглощаемой пищи противоречила его ментальности, Ивановский, следуя принципу: «Если очень хочется, то можно…» испытывал от процесса явное удовлетворение, — сопел, кряхтя, почесывал пальцем одной ноги, пятку другой. Маленько перекусив, включил телевизор,… пощелкал пультом переключения каналов. Его чуть разомлевшее внимание остановилось на картинке, где миловидная блондинка о чем-то бойко дискутировала с мужчиной средних лет в сером костюме, оранжевом шарфике, повязанном вокруг тонкой шеи. Ивановский плавно увеличил громкость приемника:

«Если хотите испортить аппетит современному писателю, спросите о тиражах его книг», — донесся до уха Эдички комариный писк, — высокий голос джентльмена.

— Лабуда, — буркнул Эд, заглядывая в вырез кофточки ведущей.

За всю жизнь он прочитал немало разнообразной по жанрам литературы, имел массу знакомств в издательствах.

«В начале девятнадцатого века Жуковский издавал серию книг под девизом — „Fur wenige“. Сегодня мы оказались отброшенными к этой удручающей черте…», — продолжал шарфик, нервно теребя лацкан пиджака.

Ивановский потянулся за стаканом, прислушиваясь….

«Итоги вызверения… растительный уровень… доза душевности…», — констатировала блондинка.

— И ты туда же, — пробормотал Ивановский разочарованно, увидев, что камера оператора, съехав влево от кофточки, взяла крупным планом небритое лицо мужчины.

Переключил канал.

«… сперматозоиды с удивительной подвижностью двигаются во влажной благотворной среде…»

Эдичка поперхнулся, но словно загипнотизированный, продолжал наблюдать за броуновским движением маленьких шустрых козявок с хвостиками.

— Да, видно, как втекает, так и вытекает, — усмехнулся в ответ на фразу ведущей, — «что лишь немногим из тысяч и тысяч козявок удается достичь поставленной цели».

— Проблема, однако, — загрустил и, поднявшись, отдернул штору, намереваясь выкинуть, пустую банку в окно.

Ведущая начала анонсировать следующий выпуск программы, в котором речь должна была пойти о том, как стать женщиной за деньги. Но Эдичка уже не слышал ее, не видел, как подрагивает ее высокая грудь, как увлажнились краешки глаз у обладателя серого пиджака, который пожирал взглядом юношу — зрителя, сидевшего в первом ряду студии.

К помойке подкатил джип, из которого торопливо вышел высокий брюнет, кутаясь, несмотря на теплый вечер в черное длинное до пят пальто. Оглянувшись по сторонам, распахнул полы одежды и, подержав некоторое время, тяжелый предмет, завернутый в целлофановый пакет в руках, бросил его в один из ящиков. Сплюнул тугую слюну, хлопнул дверкой и,… только его видели.

— Интересно, — прошептал Эдичка и как был в домашних тапочках на босую ногу, открыл входную дверь трясущимися руками, юркнул в лифт.

Затыкая нос от помойного амбре, разгреб кучу мусора и выудил на поверхность искомый улов. Отряхнул его от нечистот, держа за спиной, вернулся в квартиру.

Включив настольную лампу, развязал пакет.

— Свят, свят…. икона! Старинная икона!

Библейский сюжет, — сошествие Христа в Ад. Ева…Адам…

Повезло, повезло, — потер лоснящиеся от пота ладони, прошептал, оглядываясь, Ивановский, прикидывая на перспективу, сколько можно выручить за этот раритет деньжат.

— Надо будет завтра у Гольдмана проконсультироваться. Веня знает в антиквариате толк.

На том и порешив, Эдик еще несколько раз взглянув на икону, поставил ее на стол в угол комнаты, и, взобравшись на высокую кровать с панцирной скрипучей сеткой, удивительно быстро уснул.

«Печатать книги — все равно, что печатать деньги. Если осла каждый день показывать на экране, то и он станет звездой. Линия красоты. Алан Холлинг Херст» — крутился рой фраз и мыслей в мозгу у ворочающегося во сне Ивановского.

Неожиданно в его подсознании возник образ длинноволосого седого старца с орлиным взором, посохом в руке, вороном на плече. Старец шел по болоту,… вился голубой дым, сплетаясь воедино с розовым туманом. Он шел к Эдику, который спал голый, поджав ноги на одной из кочек, укрывшись лавровой веткой положив под голову икону. Подойдя, толкнул посохом. Эд открыв глаза, увидел, что старец протягивает ему мешочек с золотыми монетами в обмен, требуя икону.