Статьи из газеты «Известия» - [66]

— Но они и сейчас в нищете… — лопотал обалдевший сатирик. Голова у него кружилась все сильней.

— Правильно, в нищете, — снова легко согласился человечек. — Но тогда они в ней прозябали, а теперь они в ней как сыр в масле катаются, потому что это национальная матрица. Это их судьба, и они ее радостно осознают. И если вы еще не осознали, то в соборе Св. Патрика будет другой декан, у нас декана поменять раз плюнуть, и никакое мировое сообщество не спасет, потому что оно плевать на вас хотело… Ты на кого попер, гад?! — внезапно заорал таинственный собеседник, и Свифт в ужасе проснулся.

— I am… I am… — только и мог прошептать он и шептал так еще десять лет.

Что он хотел сказать — то ли «Я не враг короны», то ли «Я всего лишь сатирик», то ли «Я имею с вами всего лишь стилистические разногласия», — так никто никогда и не узнал.

Цитаты

Собственно говоря, лишь очень немногие живут сегодняшним днем. Большинство готовится жить позднее.

Клевета наносит удары обыкновенно достойным людям, так черви предпочтительно набрасываются на лучшие фрукты.

Сатира — такое зеркало, в котором зритель видит любое лицо, кроме собственного.

Большинство мужчин любят лесть вследствие скромного мнения о себе, большинство женщин — по противоположной причине.

Старики и кометы пользуются уважением за одно и то же: за длинную бороду и предполагаемую способность предсказывать события.

Джонатан Свифт

5 декабря 2007 года

Памяти сложной системы

14 декабря 1989 года умер академик Андрей Сахаров — единственный человек, которому было под силу спасти Советский Союз и мир в целом, но роковые особенности советской власти привели к тому, что Сахаров отправился в горьковскую ссылку, а СССР — в небытие.

В восемнадцатую годовщину его смерти пора бы наконец взглянуть на сахаровскую ситуацию без флера привычных представлений, вне банальных идеологических рамок.

Положения, высказанные Сахаровым в основополагающих работах — в частности, в «Размышлениях о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе», поражают умеренностью. Лояльнейший ученый, долгое время жертвовавший советской системе талантом, личной жизнью и даже принципами (будучи убежденным пацифистом, большую часть жизни проработал над созданием оружия массового поражения), не был и не предполагал быть диссидентом. Он был вытолкнут в эту нишу. Если бы в свое время (оно было безвозвратно упущено в 1969–1975 годах) к его предложениям прислушались, мировая история могла пойти по другому пути.

Никто из шестидесятников, за ничтожными исключениями, не желал краха советской системы. В «Размышлениях» много и проникновенно говорится о нравственной притягательности социализма — она для Сахарова важнее экономической эффективности. Более того, его исходный тезис — доказанная жизнеспособность социалистического строя. Дальше он размышляет как физик, и именно к физикам следовало бы прислушиваться чаще, не отделываясь разговорами об их «политической наивности». Политика и история — сфера действия тех же объективных физических законов, и если Сахаров пишет о законах управления сложными системами — слушаться надо Сахарова, а не Суслова и других марксистских догматиков. Если Сахаров из высших патриотических побуждений открытым текстом предупреждает советских руководителей, что в условиях интеллектуальной несвободы энтропия возрастает, а экспансия становится невозможной, надо быстро делать выводы, а не заказывать пасквиль о том, как советского академика развращает еврейка-жена.

Советский Союз — как и все инкарнации Российской империи — погиб оттого, что его интеллектуальная и культурная сложность вошла в противоречие с примитивностью его политической пирамиды, с ограниченностью и эгоизмом власти, отобранной в результате долгой отрицательной селекции, с тупостью цензуры и карьеризмом циников. Интеллектуалы не желали разрушения империи, отлично понимая, что ее функционирование во многом является залогом их собственного существования. Ни в какой другой теплице такие экзотические цветы, как русская культура и наука конца XIX и XX вв., не выросли бы.

Разговоры о нереформируемости системы ведут обычно люди, не умеющие ничего, кроме разрушения и воровства. Сахаров предложил плавный, идеологически безопасный вариант реформирования СССР сверху — поскольку в начале 70-х конвергенция мировых систем стала очевидна. Вариант Сахарова даже перспективней китайского. В китайском с интеллектуальной свободой — проблемы, что и наводит отдельных обозревателей вроде Дениса Драгунского на мысль о недолговечности китайского экономического чуда (наверняка в Академии наук, возглавляемой Лу Юнсяном, есть свой Сахаров, предупреждающий о кризисе). В 60-е вследствие бурной НТР в СССР сформировалась мощная, интеллектуально независимая, политически влиятельная технократическая элита. Очкастые шурики, чудаки в ковбойках, были не так наивны, как хотелось думать их партийным заказчикам. Они любили свою страну, обеспечивали ее защиту и интенсивное, а не сырьевое развитие. Именно Сахаров в соавторстве с Таммом больше других работал над управляемым термоядом, но реактор по их схеме строится во французском Кадараше, а не в России.