Старый корабль - [7]

Ханьчжан — высокая и стройная, с большими чёрными глазами и трепещущими длинными ресницами — обычно держалась в некотором отдалении от оживлённых компаний, она могла за целый день не сказать ни слова. Наонао нередко пролезала к ней под несколькими рядами сушильных рам и тарахтела без умолку. Ханьчжан только слушала. Однажды Наонао спросила: «Скажи, кто из нас двоих красивее?» Ханьчжан подняла на неё глаза и улыбнулась. Наонао захлопала в ладоши: «Какая же ты красивая, когда улыбаешься! Ходишь всегда с каменным лицом, а вот улыбнулась — ну просто красавица!» Ханьчжан молча продолжала работать, быстро перебирая руками по раме. Наонао поболтала ещё о всяких пустяках, а потом ухватила Ханьчжан за руку и принялась рассматривать, поднеся к самому лицу: «Руки у тебя какие — просто прелесть! Ноготки выступают — вот бы ещё красным покрасить, было бы замечательно! А ты слышала? Теперь для ногтей не пользуются олеандром, а покрасят специальной краской, и готово — красные…» Говоря, она не отпускала руку Ханьчжан, а, склонив голову, стала смотреть снизу вверх. Ей открылась видневшаяся в рукаве белизна предплечья, и она так поразилась этому, что тут же отпустила руку. Кожа там была удивительная тонкая, почти прозрачная, даже кровеносные сосуды видны. Она снова подняла глаза на лицо Ханьчжан — чуть загорелое до красноты, а закрытая платком шея такого же цвета, что и рука. Наонао молчала, поглядывая на Ханьчжан, которая осторожно распутывала две сцепившиеся намертво тонкие полоски лапши. «Странные вы все в семье Суй!» — бросила Наонао и принялась работать рядом. Ханьчжан поняла, что сегодня завязавшейся намертво лапши особенно много, и всех узелков не распутаешь. Лишь закончив с этим нелёгким делом, она подняла голову и облегчённо вздохнула. Стоявшая рядом Наонао застывшим взглядом смотрела куда-то вдаль, и, проследив за ней, она поняла, что та смотрит на старую мельничку на берегу. «И не страшно там вечером одному сидеть?» — проговорила Наонао. «Что ты сказала?» — переспросила Ханьчжан. «Да твой старший брат! — мгновенно отреагировала Наонао. — Говорят, на старой мельничке злые духи…» Взгляд Ханьчжан соскользнул с лица Наонао, и она произнесла, распутывая лапшу: «Он ничего не боится. Нет в нём страха».

Солнце поднялось высоко, в его палящих лучах блестела и лапша, и песок, и вода в реке. В ивняке рядом с сушилкой стояло и сидело на корточках множество детей с корзинками, которые, не отрывая глаз, следили за сверкающими нитями лапши. Они поджидали здесь каждый день, и стоило высохшей лапше упасть с рамы, они тут же устремлялись туда, и начиналась возня за неё на горячем песке… Работники сушилки становились всё мелочнее — после того, как высушенную лапшу забирали, они проходили бамбуковыми граблями по песку, поэтому лапши там оставалось очень мало. Несмотря на это, дети возбуждённо выжидали. Когда человек с граблями поднимал их на плечо, все с радостными воплями бросались вперёд, становились на колени и быстро собирали в корзинки крохотные обломки лапши. Некоторые отбрасывали корзинки, торопливо загребали песок руками в холмик, а потом усаживались рядом и внимательно просеивали. Часто работники затаптывали лапшу в песок, и счастливец, нащупавший нитку в полчи[11] длиной, аж подпрыгивал от радости… Солнце еле двигалось по небу, дети в ивняке от нетерпения то нахлобучивали корзинки на голову, то снимали, то снова надевали. Самым старшим было лет по восемь-девять, дома им дела не нашлось, вот их и посылали подбирать лапшу, а в рыночный день отправляли на рынок продавать. Выжидая в ивняке, они расспрашивали друг друга, почём она сейчас. В тот день в ивняке появилась вдова Сяо Куй со своим Малышом Лэйлэй. Сынок её был небольшого росточка — таким его всегда и помнили. Насмешливо поглядывая на него, ребятня нарочито громко говорила: «Ну, конечно, куда нам собрать столько, сколько он…» Сяо Куй молча озирала сушилку, положив ладонь на голову сына. Тот с остановившимся взглядом и посиневшими губами старался уткнуться в грудь матери. Сяо Куй было хорошо видно, как работавшая у рам Ханьчжан обронила длинную высохшую полоску лапши и тут же взялась за грабли. Заметив взметнувшиеся вверх грабли, Сяо Куй подтолкнула Малыша Лэйлэй: «Давай бегом!» Тот устремился вперёд, но туда же уже рванулись ещё более зоркие и скорые на ногу ребятишки. На глазах у Сяо Куй дети, толкаясь, бежали изо всех сил, первые уже валились на песок и тянули свои бесчисленные ладошки. Она искала глазами сына, но в этой куче-мале что-то разглядеть было невозможно. Сяо Куй присела среди ив, посидела немного, поправила волосы и пошла туда, где были все дети.

Работая граблями, Ханьчжан специально делала это кое-как. Перед каждым участком она проводила граблями черту, за которой никому из детей не разрешалось собирать лапшу. Но не успевала она провести новую черту, как к ней с головокружительной быстротой уже подбирались эти роющиеся в песке чумазые ручонки. Подняв голову, она увидела Сяо Куй, которая рылась в песке рядом с сыном. Непонятно почему, при виде матери и сына рука Ханьчжан, сжимавшая грабли, дрогнула. В это время Сяо Куй тоже увидела её, встала, стряхнула песок с ладоней, шагнула вперёд, потянув за руку сына, и со смущённой улыбкой глянула на Ханьчжан. Ханьчжан кивнула ей и, опустив голову, продолжала работать. Она опять якобы не удержала грабли, и они, дрогнув, оставили в песке несколько волокон лапши. Ребятня с раскрасневшимися от азарта лицами рванулась подбирать их. Малышу Лэйлэй тоже в конце концов удалось протиснуться вперёд, он ухватил пучок лапши и накрепко зажал в руке, словно никогда больше не собирался разжимать её.