Немало великих крепостных стен стояло на нашей земле, почти таких же древних, как наша история. Считалось, что высокие стены и обширные зернохранилища нужно возводить в первую очередь. Вот и было столько стен — величественных и непрерывных — и на плодородном чернозёме, и на тощих горных почвах. Под стенами лилась кровь, орошённая ею земля покрывалась густой травой. Величественная стена царства Ци с запада примыкала к водам Цишуй[1], с востока выходила к морю и делила весь Шаньдунский полуостров пополам на север и юг. Как и многие другие стены, она сейчас разрушена. В «Географических записях»[2] говорится: «Стена (Ци) начинается в Цичжоу в уезде Пинъинь, идёт вдоль реки (Хуанхэ), минуя северный гребень горы Тайшань, проходит через Цзичжоу и Цзычжоу, по северу уезда Бочэн на юго-западе Яньчжоу и доходит на востоке до моря в Мичжоу у Ланъетай». Если следовать в указанном направлении в поисках следов древней стены, кое-где всё же можно увидеть руины. Старинный город Линьцзы и был столицей Ци. С середины девятого века, когда с подношениями правителю въезжали через Богу, и до 221 года до нашей эры, когда Цинь Шихуан уничтожил Ци, прошло более шестисот тридцати лет. Пользоваться стеной Ци продолжали в полной мере при Цинь и Хань, вплоть до династий Вэй и Цзинь. За более чем тысячелетний период истории стена Ци всё же не разрушилась. Река Луцинхэ берёт начало в горах Гуяншань. В области Гуяншань тоже есть участок стены, однако трудно установить, принадлежит она стене Ци или нет. Несмотря на неоднократно проводившиеся там изыскания, сведения так и не были найдены. Позже в четырёхстах ли от этого места, в среднем течении реки было обнаружено крупное поселение, называемое Валичжэнь. Участок стены оказался заметным: поселение было окружено очень широкой и очень невысокой стеной. В основании стены виднелся бетон, поселение имело форму квадрата; в углах стена неожиданно увеличивалась в высоту, также имелась и кирпичная связка. Кирпич по цвету уже напоминал сталь, но самые верхние зубцы всё же хорошо сохранились. Изыскатели поглаживали кирпичи и камни, смотрели снизу вверх на зубцы стены, и им долго не хотелось уходить. Тогда же, севернее, они обнаружили ещё один более важный объект — руины древней столицы. Руины эти располагались совсем близко от Валичжэня, там была высокая насыпь — участок городской стены из утрамбованной земли. Открыватели не знали, смеяться им или плакать: уже несколько поколений местных жителей использовали это место для обжига кирпича. Печи для обжига, конечно, тут же снесли и установили каменную стелу с высеченной на ней надписью золотыми иероглифами, говорившую о том, что данная насыпь является древней стеной восточного Лайцзыго[3], памятником культуры большой важности и находится под охраной. Для жителей Валичжэня это стало очевидной утратой, зато теперь они знали, что на месте их городишка когда-то стояла столица восточного Лайцзыго. Дальше понимания, что все они теперь живут в «восточном Лайцзыго», дело не пошло. Немного воображения — и вот уже смутно виднеются сверкающие под лучами солнца доспехи, слышится ржание боевых скакунов. Но к радостному волнению примешивалась и досада, словно эта стена должна была быть не насыпью, а великой стеной городка.
Зубцы стены из кирпича стального цвета в самом деле демонстрировали величие Валичжэня того времени. Нынче Луцинхэ мелкая и узкая, а раньше была бурная и широкая. По спускающемуся ступеньками руслу можно проследить историю постепенного умирания великой реки. В городке до сей поры сохранилась заброшенная пристань, это тайное свидетельство великолепия прежних лет, когда мачт было как деревьев в лесу. Тогда здесь непременно останавливались все проплывающие мимо суда, чтобы передохнуть и снова отправиться в дальний путь. В старинном храме городка каждый год проводился пышный храмовый праздник. Возможно, в море моряки больше всего любили вспоминать царившее на нём оживление. По берегам реки тут и там высились старинные строения, напоминавшие развалины старых крепостей. Под хмурым небом река неторопливо несла свои воды, «старые крепости» хранили молчание. Окинешь их, выстроившихся по берегам, взглядом, чем дальше они, тем крохотнее, а самые дальние уже почти и не видны. Но иногда ветер с реки приносит какие-то гудящие звуки, которые становятся всё звонче и отчётливее, и доносятся они от этих «старых крепостей». Оказывается, они говорят — они живые. Но, если подойти поближе, видно, что они по большей части лежат в руинах и входы в них завалены. Тем не менее есть и пара-тройка «живых». Если войти туда, немало удивишься: посреди этих «старых крепостей» не спеша вращаются каменные жернова, терпеливо перемалывающие время. Огромные жернова приводят в движение два старых быка — они неторопливо шагают по дорожке, которой нет начала и конца. Там, куда не ступают их копыта, всё заросло мхом. В сторонке на табурете сидит старик и следит за жёрновом, время от времени он встаёт и насыпает в глазок замоченную фасоль из деревянного совка. Это мельничка, их полно повсюду. Отсюда и звуки, похожие на далёкие раскаты грома. И столько этих старых мельничек, по берегам, сколько было в Валичжэне цехов, где делали лапшу! Здесь раньше было известное место её производства, а к началу этого века на берегу реки появилась громадная фабрика, изготавливающая лапшу марки «Байлун» — «Белый дракон», — она была известна повсеместно. На широкой глади реки бесконечные полотнища парусов, даже глубокой ночью слышатся крики «раз, два — взяли», доносится скрип кормовых вёсел. Многие лодки привозили фасоль и уголь на фабрику, а увозили лапшу. И сейчас по берегам осталось ещё несколько старых мельничек, а в городке — несколько цехов, где делают лапшу. Непонятно лишь, почему так и стоят эти полуразвалившиеся мельнички среди неторопливо текущего времени. Стоят в сумеречной мгле вместе с полуразвалившимися стенами, чего-то ждут или что-то рассказывают?
