Старые истории - [71]
«Наваливайся, — говорит. — Или ты книжки сюда читать пришел?»
«Ясное дело, не книжки, но зачем же ты так? Ты же чистая, светлая».
«Ага, значит, мораль читать пришел. Ты или пасть заткни, или мотай отсюда. Мне сейчас хорошо, и ты мне настроение не порть».
А я понимаю, потому что мне и самому хорошо.
Ванюшкин замолчал, уставясь в землю, и, что уж он в ней такого разглядел, было неясно.
— Дальше, — направила ход событий Анна Павловна, потому что понимала: пока хороший человек не выговорится — не уйдет.
— Утром просыпаюсь — ее уж нет. Только записка лежит, что ушла, а меня просит захлопнуть дверь, когда соберусь домой. И на столике около записки — сорочка, запечатанная в пакете, красная, так и горит. И приписка, что рубашка эта — подарок мне в возмещении пол-литра… Самая моя теперь любимая рубашка.
— Ну да, честно заработанная, — сказала Анна Павловна.
— И что эта дама?
— Не знаю, — запечалился Ванюшкин, — не знаю. Я ей на обороте записки свой телефон написал и как зовут. А она не позвонила. — Он вдруг озлился, поднялся неожиданно легко. — Ладно, пошел. Грузить пора, машина вон подошла.
Действительно, по полю скакал грузовик, а за ним, яростно махая руками, бежала агрономша Зина.
— Все-таки мужики — гады, — сказала ставшая вдруг грустной Устьянцева. — Даже лучшие из них.
— Это у них видовое, — тоже повесила нос Анна Павловна. — Правда, — взбодрила она себя, — данный случай не типичен. Ты же с Ванюшкиным рядом не сядешь?
— Никогда! — в ужасе заорала Устьянцева.
— И больше о печальном ни слова! Вперед, перекур окончен, до леса двадцать метров.
Они поднажали и быстро достигли края. Здесь, на уже подсохшей и ставшей жесткой траве, валялись, отдыхая, стахановцы, первыми пробившиеся к лесу.
— Света, бока пролеживать не станем, сразу назад, а то размякнем и тяжелее будет.
— Принято.
— Вперед, на приступ, богатыри! — издала Анна Павловна победный вопль.
Народ колыхнулся, стал подниматься.
— Ура! — закричала Устьянцева, размахивая пустым ведром.
— Банзай! — вторила ей Анна Павловна, утыкаясь носом в грядку. Двинулись обратно, навстречу отстающим, скрестившись, позубоскалили и разошлись каждый в свою сторону.
— Ань, я вот о Марине Цветаевой думаю, — начала Устьянцева рассудительно.
— Ну? — отозвалась Анна Павловна, которую не удивил такой резкий переход суждений подруги, потому что логическая цепочка легко просматривалась.
— Люблю ее очень, много о ней читала воспоминаний и ее прозу, которая тоже о себе самой. Она ведь с отрочества, почти с детства была революционно настроена. Читала запрещенную литературу, кружки и собрания посещала, гимназию выбрала для себя с драконовскими порядками, специально, чтобы противоборствовать. А революцию не поняла и не приняла. Как такое могло быть?
— Так ведь и не одна она! Думаю, мечтали они, что искусство, духовность можно чистыми руками взять, — Анна Павловна попыталась изобразить, как Цветаева это делает, — и перенести в другую общественную формацию. А когда этот кусок сахара стали колоть на всех… Тут, сама понимаешь, показалось, что разбивают, чтобы уничтожить совсем. Талант предполагает тонкокожесть, обнаженный нерв, одного без другого не бывает. Чугунным задом «чудного мгновенья» не высидишь. А значит — заведомая ранимость. Цветаева ванюшкинскую вонь вдыхать не стала бы. Отхлестала бы по щекам и под зад коленкой. А мы с тобой сигаретками попыхивали и слушали этого пошляка вместо того, чтобы объяснить ему, кто он такой.
— Ты не совсем права, Аня. Если бы он углубился в подробности, схлопотал бы.
— Мне всегда было интересно, как мужики говорят о бабах в своем обществе, — медленно, рассуждая, сказала Анна Павловна. — Видно, навсегда останется тайной.
— Небось так же, как мы о них, — хохотнула Устьянцева. — Это теперь почти об этом не говорим, потому что знаем о них все. А раньше, вспомни-ка…
— Согласна.
Анна Павловна распрямилась, выгнулась спиной, чуть ли не вставая на мост, напугав такой неожиданностью Устьянцеву.
— Было тебя ловить не бросилась, думала, сверзишься, — пыхтела она. — Тоже мне акробатка! Я так уже не могу, — уточнила завистливо.
— А раньше могла?
— И раньше не могла. — Устьянцева захохотала. — Но наш возраст уже позволяет нам привирать детям о прошлом удальстве. Проверке не подлежит.
От леса потянуло дымком. Анна Павловна напряглась, вытянулась струной, повернула голову в сторону деревьев и принюхалась.
— Кто-то костер разжигает.
— Наши, наверное. Дело к концу идет, закусить не грех. Картошки спечем.
— Да вроде наши все на месте. — Анна Павловна оглянулась. — Секретарши академика только не вижу.
— А она из автобуса так и не выходила, — саркастически заметила Устьянцева.
— Брось!
— Точно. Как бы водителя не ухайдакала. — Светлана прыснула.
— Ну дает!
— А ты птенчиков от пошлости Ванюшкина оберегала.
— Ладно, вперед! — призвала Анна Павловна и опустилась на корточки, потому что поясница начинала себя оказывать.
Вдыхали запах влажных комьев, наслаждались последним в этом году теплом, поднимая на миг голову, любовались красотою своей земли, которая прощалась с летом и готовилась к надвигающимся холодам. На завтра прогноз пророчил затяжной моросящий дождь.
Это издание подводит итог многолетних разысканий о Марке Шагале с целью собрать весь известный материал (печатный, архивный, иллюстративный), относящийся к российским годам жизни художника и его связям с Россией. Книга не только обобщает большой объем предшествующих исследований и публикаций, но и вводит в научный оборот значительный корпус новых документов, позволяющих прояснить важные факты и обстоятельства шагаловской биографии. Таковы, к примеру, сведения о родословии и семье художника, свод документов о его деятельности на посту комиссара по делам искусств в революционном Витебске, дипломатическая переписка по поводу его визита в Москву и Ленинград в 1973 году, и в особой мере его обширная переписка с русскоязычными корреспондентами.
Настоящие материалы подготовлены в связи с 200-летней годовщиной рождения великого русского поэта М. Ю. Лермонтова, которая празднуется в 2014 году. Условно книгу можно разделить на две части: первая часть содержит описание дуэлей Лермонтова, а вторая – краткие пояснения к впервые издаваемому на русском языке Дуэльному кодексу де Шатовильяра.
Книга рассказывает о жизненном пути И. И. Скворцова-Степанова — одного из видных деятелей партии, друга и соратника В. И. Ленина, члена ЦК партии, ответственного редактора газеты «Известия». И. И. Скворцов-Степанов был блестящим публицистом и видным ученым-марксистом, автором известных исторических, экономических и философских исследований, переводчиком многих произведений К. Маркса и Ф. Энгельса на русский язык (в том числе «Капитала»).
Один из самых преуспевающих предпринимателей Японии — Казуо Инамори делится в книге своими философскими воззрениями, следуя которым он живет и работает уже более трех десятилетий. Эта замечательная книга вселяет веру в бесконечные возможности человека. Она наполнена мудростью, помогающей преодолевать невзгоды и превращать мечты в реальность. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Биография Джоан Роулинг, написанная итальянской исследовательницей ее жизни и творчества Мариной Ленти. Роулинг никогда не соглашалась на выпуск официальной биографии, поэтому и на родине писательницы их опубликовано немного. Вся информация почерпнута автором из заявлений, которые делала в средствах массовой информации в течение последних двадцати трех лет сама Роулинг либо те, кто с ней связан, а также из новостных публикаций про писательницу с тех пор, как она стала мировой знаменитостью. В книге есть одна выразительная особенность.
Имя банкирского дома Ротшильдов сегодня известно каждому. О Ротшильдах слагались легенды и ходили самые невероятные слухи, их изображали на карикатурах в виде пауков, опутавших земной шар. Люди, объединенные этой фамилией, до сих пор олицетворяют жизненный успех. В чем же секрет этого успеха? О становлении банкирского дома Ротшильдов и их продвижении к власти и могуществу рассказывает израильский историк, журналист Атекс Фрид, автор многочисленных научно-популярных статей.