Старые истории - [73]

Шрифт
Интервал

Вдруг оказалось — довольно далеко.

Место для костра выбрали обжитое прежними работничками. На черном, выжженном кругу старого кострища сейчас горел неквалифицированно, на взгляд Анны Павловны, сложенный костер — именно что не сложенный, а беспорядочно наваленный. Горит — и ладно, и бог с ним. Анна Павловна в последнее время удерживала себя от желания вмешиваться во все подряд и наводить свои порядки. Она, и, думаю, не без основания, считала это одним из признаков стареющего активного характера. И старалась себя не расшифровывать.

Отвернувшись от костра, чтобы все-таки не полезть с замечаниями, Анна Павловна стала потрошить свой мешок. Там нашлись кое-какие приятные для гастронома штучки: уже нарезанная, естественно, холодная пицца, вкусненькая даже на глаз, отдельно в баночке засоленные лично, ручками Анны Павловны, огурцы — все как на подбор, величиной с мизинец, на один укус. Потом пошли бутерброды с бужениной (хлеб белый), бутерброды с омлетом (хлеб черный) и свежий огурец, один, но безразмерный. И как венец творения — пол-литровая, узкая, с легким изгибом для ношения на мужском заду фляжка из нержавейки. С крепким холодным кофе. Та самая, что издавала то самое приятное бульканье, когда Анна Павловна карабкалась в автобус в семь часов ноль-ноль минут утра.

И тут Анна Павловна совершила сознательный, но, по мерке нашего общежития, позорный поступок: она блудливо зыркнула глазами по сторонам и фляжечку заховала обратно в мешок.

Побуждения, толкнувшие Анну Павловну на такой стыдный поступок, были просты и бесхитростны. Сам вид фляжки предполагал наличие в ней совершенно определенной начинки. И Анна Павловна, в общем-то смелая женщина, вдруг испугалась кривотолков. «В следующий раз термос возьму. К чему мне эта морока?» — запоздало подосадовала она.

Особенной игры ума Анна Павловна ожидала от очень наблюдательной секретарши академика, которая вот в это самое время, когда Анна Павловна прячет похудевшую сумку за сваленное бревно, легкой походкой, играючи шагает через поле, делая вид, что держится за дужку ведра, в котором складненький, ладненький водитель автобуса несет для коллектива чистую воду. Чтобы попить.

А пить хотелось даже больше, чем есть. Для начала, конечно.

Анна Павловна уселась на бревно, подтащенное к кострищу прежними поколениями картофелеизымателей, и обмякла. Прижалась грудью к высоко торчащим коленям, эти самые колени обняла и о них же оперлась подбородком. Получилось удобно, хотя со стороны — закорючка закорючкой. Устьянцева бросила ее и пошла удовлетворять свою неуемную жажду общения. «Из-за чего, — подумала Анна Павловна, — настоящего ученого из нее и не получилось. Но, — подумала Анна Павловна, — к этому Светлана никогда не стремилась, жизнью почти довольна, а значит, все славно».

У Анны Павловны была одна любопытная деталь в характере, которая в кулуарах института когда-то обсуждалась и осуждалась, а к сегодняшнему дню расценивалась просто как ее чудачество: она считала, что все люди, работающие с ней или около нее, — одинаково талантливы. Выбить эту дурь из нее пока что не сумели.

Когда увидели шагающих по тому, что еще недавно было картофельным полем, груженных арбузами Колю Жданова со товарищи, начали растаскивать в стороны горящие бревна, раскапывать уголья, под которыми томилась картошка.

Женская молодежь института уже успела создать нечто вроде сработавшей скатерти-самобранки, аккуратно и даже красиво являющей миру коллективную снедь.

Жданов сдал принесенный груз хозяйкам и подошел к Анне Павловне.

— Они что, так вот костром и полыхали? — спросил он с какой-то не присущей ему раздражительностью, глядя на чуть оттащенные, но еще горящие поленья.

— Полыхали, картошка наверняка сгорела, но не бери в голову, — сказала Анна Павловна и, приняв более грациозную позу — все-таки мужчина, деловито запустила руку за бревно. К своему мешочку. — Хлебнем для бодрости.

— Начинай ты, Анна Павловна.

Та отвинтила крышку и отпила:

— Эх, вкуснота!

Жданов сделал несколько полноценных глотков, отсчитанных его кадыком, и вытаращил глаза:

— Что это?

— Кофе. А ты думал?

У костра уже по-поросеночьи повизгивал Ванюшкин, требуя ветку потолще, чтобы выкатывать из глухого жара углей картошку. Ему дали увесистый сук, почти бревно, он начал ковыряться — ничего не вышло. Пока мужчины шебуршились у костра, женщины, как оголодавшие волки, набросились на еду, стали хватать закуску — не свою, чужую. Интересней же. Начали выспрашивать, чье из понравившегося чье, и рецепт изготовления. Анна Павловна пустила свой кофе по кругу, проследив только за тем, чтобы фляжка вернулась к ней и оказалась — уже освободившаяся — на своем месте, в мешке. Она любила не так порядок, как эту самую флягу. Видимо, у нее с нею было кое-что связано. Личное.

Уже Ванюшкин, продолжая довольно и тоненько повизгивать, начал кидать в девушек картошкой, действительно сгоревшей. И в это самое время из-за их спин, из непроглядных зарослей кустарника, который еще только готовился сбрасывать листву, совершенно, казалось, бесшумно — или неслышно из-за общего гама? — появился конь.


Рекомендуем почитать
Русская книга о Марке Шагале. Том 2

Это издание подводит итог многолетних разысканий о Марке Шагале с целью собрать весь известный материал (печатный, архивный, иллюстративный), относящийся к российским годам жизни художника и его связям с Россией. Книга не только обобщает большой объем предшествующих исследований и публикаций, но и вводит в научный оборот значительный корпус новых документов, позволяющих прояснить важные факты и обстоятельства шагаловской биографии. Таковы, к примеру, сведения о родословии и семье художника, свод документов о его деятельности на посту комиссара по делам искусств в революционном Витебске, дипломатическая переписка по поводу его визита в Москву и Ленинград в 1973 году, и в особой мере его обширная переписка с русскоязычными корреспондентами.


Дуэли Лермонтова. Дуэльный кодекс де Шатовильяра

Настоящие материалы подготовлены в связи с 200-летней годовщиной рождения великого русского поэта М. Ю. Лермонтова, которая празднуется в 2014 году. Условно книгу можно разделить на две части: первая часть содержит описание дуэлей Лермонтова, а вторая – краткие пояснения к впервые издаваемому на русском языке Дуэльному кодексу де Шатовильяра.


Скворцов-Степанов

Книга рассказывает о жизненном пути И. И. Скворцова-Степанова — одного из видных деятелей партии, друга и соратника В. И. Ленина, члена ЦК партии, ответственного редактора газеты «Известия». И. И. Скворцов-Степанов был блестящим публицистом и видным ученым-марксистом, автором известных исторических, экономических и философских исследований, переводчиком многих произведений К. Маркса и Ф. Энгельса на русский язык (в том числе «Капитала»).


Страсть к успеху. Японское чудо

Один из самых преуспевающих предпринимателей Японии — Казуо Инамори делится в книге своими философскими воззрениями, следуя которым он живет и работает уже более трех десятилетий. Эта замечательная книга вселяет веру в бесконечные возможности человека. Она наполнена мудростью, помогающей преодолевать невзгоды и превращать мечты в реальность. Книга рассчитана на широкий круг читателей.


Джоан Роулинг. Неофициальная биография создательницы вселенной «Гарри Поттера»

Биография Джоан Роулинг, написанная итальянской исследовательницей ее жизни и творчества Мариной Ленти. Роулинг никогда не соглашалась на выпуск официальной биографии, поэтому и на родине писательницы их опубликовано немного. Вся информация почерпнута автором из заявлений, которые делала в средствах массовой информации в течение последних двадцати трех лет сама Роулинг либо те, кто с ней связан, а также из новостных публикаций про писательницу с тех пор, как она стала мировой знаменитостью. В книге есть одна выразительная особенность.


Ротшильды. История семьи

Имя банкирского дома Ротшильдов сегодня известно каждому. О Ротшильдах слагались легенды и ходили самые невероятные слухи, их изображали на карикатурах в виде пауков, опутавших земной шар. Люди, объединенные этой фамилией, до сих пор олицетворяют жизненный успех. В чем же секрет этого успеха? О становлении банкирского дома Ротшильдов и их продвижении к власти и могуществу рассказывает израильский историк, журналист Атекс Фрид, автор многочисленных научно-популярных статей.