Становление бойца-сандиниста - [18]
Я пошел по данному мне адресу и встретил там Томаса Переса. Когда я обратился к нему со своей просьбой, было видно, что помочь-то он хочет, но что у него дома действительно нет необходимых условий. Я это понял, когда он мне сказал: «Брат, я бы с удовольствием, но у меня в доме нет даже комнат». А с «гондолой», о которой я тебе говорил, должны были прибыть Томас Модесто, Оскар Турсиос, Хуан Хосе Кесада, Хосе Долорес Вальдивия, Рене Техада [51]... Словом, вся когорта славных! Все они ехали с Кубы и, кажется, даже из Вьетнама. И вот тогда этот товарищ сказал, что сам он не в состоянии помочь, но есть некто, который, в чем он был уверен и что гарантировал, сможет, дескать, помочь. Мы пошли его искать. Но дома этого человека не оказалось, так как он ушел на похороны, проходившие где-то там же, в Субтиаве. Пошли и мы на эти похороны. По дороге Томас Перес сказал мне: «Слышь-ка, я с тобой к нему подходить не стану, потому что меня заметят... И если он тебе откажет, то подумает еще, что я из СФНО, и тогда все пропало. А я его тебе покажу, ты отзови его в сторонку, там и переговоришь». Мы как ни в чем не бывало смешались с людьми, бывшими на похоронах, и тут Томас Перес указал мне на одного мужчину: «Вон тот, что там идет». Я подошел к этому человеку как можно поближе и, тронув его пальцем за плечо, подмигнул. Он понял, что я что-то хочу спросить. Хотя раньше мы не были знакомы, но меня-то он узнал. Вообще в Леоне меня знали. Ну я ему и сказал: «Брат, хочу обговорить с тобой один деликатный вопрос». «Почему бы и нет, — ответил он, — с удовольствием». Мы чуть отстали от остальных, и я пояснил: «Брат, должен приехать один Компа». Самое главное в такие моменты, чтобы тот, с кем ты говоришь, согласился в принципе. А там уж все равно. Главное, чтобы было принято решение, то есть получено согласие. Ну а он в ответ на мой вопрос сказал: «С удовольствием, товарищ, почему же нет...» Вот такой это был субтиавец.
Какое счастье! Я рванул в Университетский клуб, да-да, прямо своим ходом, что было далековато.
Итак, я добрался туда, изрядно вспотев, и спросил одного товарища: «Что-нибудь раздобыли?» — «Нет, братишка...» — «А я, брат, да, разыскал». — «Там все чисто?» — «Ну, брат, вот чего не скажу, но зато хоть что-то есть». — «И где?» — «В Субтиаве». — «Черт костлявый, пошли скорее!»
А ночью проводник привел в дом того человека — двоих из наших: Педро Арауса Паласиоса («Федерико») и еще одного, кого — я запамятовал. Хотя нет, вру. Тогда никто так и не объявился. То есть люди из Чинандеги не появились. Но человек-то их ждал. Поэтому я зашел предупредить, что никого не будет. На это он сказал: «Ладно. Но когда опять понадобится, предупредите заранее, чтобы приготовиться». Оказывается, он, придя домой, уже переговорил с женой, потому что его дом примыкал к дому ее матери и братьев. Им он рассказал, что из Манагуа должен приехать один приятель, переспавший с какой-то девицей, и его теперь разыскивают... хотят оженить, а тот жениться не хочет... Ну чем не предлог, чтобы расположиться там, не так ли? В конце концов ко времени, когда прибыла «гондола», мы нашли вторую конспиративную квартиру. Дело в том, что я тогда познакомился с Хоакином... (Тем самым Хоакином Солисом Пьюра, который позднее был председателем КУУН во время бойни 23 июля, а сейчас он заместитель министра здравоохранения.) Он только вернулся из Европы, из Швейцарии, где учился в аспирантуре. Так вот, мы с ним сдружились. До того он меня не знал, хотя обо мне и слышал... Он выяснял, кто такие новые руководители РСФ, и узнал, что я один из них. Ну, я ему понравился, он меня как-то принял, что ли. Вот так появилась у нас вторая конспиративная квартира.
Итак, когда «гондола» прибыла, у нас было две явки. А тот субтианец, о котором я уже рассказывал, начал на деле сотрудничать с нами. А я стал регулярно проводить с ним политработу.
Его дом находился на пыльной улице окраинного городского района Субтиава. Это была бедняцкая, индейская окраина. Сам дом стоял отдельно, метрах в тридцати от другого (хозяина, которого мы позднее привлекли тоже к работе). Внутренний дворик был очень большим и просторным. Я сказал ему, что мы должны заняться учебой. Сказал, чтобы он переговорил со своим братом и поискал еще желающих заниматься. Но не говоря им, что речь идет о СФНО. Дескать, мы, студенты, просто будем приходить туда обучать. Но поскольку сам дом был очень маленьким и неудобным и проводить в нем занятия было невозможно (там крутилась пропасть детишек и там же работала его жена, выделывавшая сласти, которые вечером продавала), решили проводить их во дворике. Грифельную доску мы размещали у дверного проема. Для освещения протягивали электрошнур с лампочкой. Расставляли пять, шесть или семь стульев, которые добывал хозяин (он обладал природным даром организатора)... Все наше мероприятие было как бы прикидкой с надеждой на удачу и, как увидишь дальше, с большим будущим. А тогда этот парень собирал пять или шесть человек, в основном индейцев. Я приходил туда раза три... Мы начали изучать «Коммунистический манифест» и подружились. Один из них был таксистом, другой занимался сельским хозяйством или рыболовством. Были среди них и каменотесы, а кое-кто владел поблизости небольшим участком земли. Ведь Субтиава расположена на самой окраине Леона по направлению к Понелойе, то есть в сторону моря.
