Сталин. После войны. Книга 1. 1945–1948 - [43]

«– У военных тоже было такое преклонение. Сейчас стало меньше. Теперь нет, теперь они и хвосты задрали.

Сталин остановился, усмехнулся и каким-то неуловимым жестом показал, как задрали хвосты военные. Потом спросил:

– Почему мы хуже? В чем дело? В эту точку надо долбить много лет, лет десять эту тему надо вдалбливать. Бывает так: человек делает великое дело и сам этого не понимает, – и он снова заговорил о профессоре, о котором уже упоминал. – Вот взять такого человека, не последний человек, – еще раз подчеркнуто повторил Сталин, – а перед каким-то подлецом-иностранцем, перед ученым, который на три головы ниже его, преклоняется, теряет свое достоинство. Так мне кажется. Надо бороться с духом самоуничижения у многих наших интеллигентов»[220].

Вот что было нужно Сталину! Искоренить дух самоуничижения у народа-победителя! А вовсе не преследование какого-то писателя или поэта. Поэтому Сталин просит писателей написать на эту тему: «Надо противопоставить отношение к этому вопросу таких людей, как тут, – сказал Сталин, кивнув на лежащие на столе документы, – отношению простых бойцов, солдат, простых людей. Эта болезнь сидит, она прививалась очень долго, со времен Петра, и сидит в людях до сих пор.

– Бытие новое, а сознание старое, – сказал Жданов.

– Сознание, – усмехнулся Сталин. – Оно всегда отстает. Поздно приходит сознание, – и снова вернулся к тому же, о чем говорил. – Надо над этой темой работать»[221].

После этого замечания Сталин предложил нечто, что никак не укладывается в парадигму тотального контроля и удушения свободы. Он предложил… переформатировать «Литературную газету».

«Мы здесь думаем, – сказал он, – что Союз писателей мог бы начать выпускать совсем другую “Литературную газету”, чем он сейчас выпускает. Союз писателей мог бы выпускать своими силами такую “Литературную газету”, которая одновременно была бы не только литературной, а политической, большой, массовой газетой. Союз писателей мог бы выпускать такую газету, которая остро, более остро, чем другие газеты, ставила бы вопросы международной жизни, а если понадобится, то и внутренней жизни. Все наши газеты – так или иначе официальные газеты, а “Литературная газета” – газета Союза писателей, она может ставить вопросы неофициально, в том числе и такие, которые мы не можем или не хотим поставить официально. “Литературная газета” как неофициальная газета может быть в некоторых вопросах острее, левее нас, может расходиться в остроте постановки вопроса с официально выраженной точкой зрения. Вполне возможно, что мы иногда будем критиковать за это “Литературную газету”, но она не должна бояться этого, она, несмотря на критику, должна продолжать делать свое дело».

Я очень хорошо помню, как Сталин ухмыльнулся при этих словах.

«Вы должны понять, что мы не всегда можем официально высказаться о том, о чем нам хотелось бы сказать, такие случаи бывают в политике, и “Литературная газета” должна нам помогать в этих случаях. И вообще, не должна слишком бояться, слишком оглядываться, не должна консультировать свои статьи по международным вопросам с Министерством иностранных дел, Министерство иностранных дел не должно читать эти статьи. Министерство иностранных дел занимается своими делами, “Литературная газета” – своими делами»[222].

И это было еще не все. «И мы еще подумаем, когда вы начнете выпускать газету и справитесь с этим, – сказал Сталин, – мы, может быть, предложим вам, чтобы вы создали при “Литературной газете” свое собственное, неофициальное телеграфное агентство для получения и распространения неофициальной информации»[223].

Действительно, отсутствие неофициальных информационных каналов в СССР связывало руки руководству, уменьшало возможности для публикации нужных материалов, для зондажа ситуации, для подачи определенных сигналов. Требовались дополнительные инструменты – не только неофициальная газета, но и неофициальное агентство информации. Это агентство – АПН – было создано спустя много лет после смерти Сталина. Что же касается «Литературки», то именно по предложению Сталина она увеличила тираж в 10 раз (!) с 50 до 500 тысяч экземпляров и стала выходить не один, а два раза в неделю. Пост главного редактора «Литературной газеты» Константин Симонов займет в 1950 году, на нем он встретит и смерть вождя в марте 1953 года. Любопытно, что в своей книге «Глазами человека моего поколения» писатель описывает ситуацию, когда практически сразу после ухода Сталина уже Хрущев выступил с инициативой снять Симонова с поста главреда. И знаете за что? За чрезмерное восхваление Сталина в передовице газеты «Священный долг писателя», написанной на его смерть! За призывы писать, рассказывать, увековечивать память в литературе об Иосифе Виссарионовиче! Поразительно, но факт. В тот же период, пишет Симонов, у него дома в кабинете появился портрет Сталина – «сильное и умное лицо старого тигра»[224].

И не то чтобы писатель был сталинистом, нет. Просто он почувствовал необходимость так сделать. Раньше, когда портрет висел у всех, он его у себя дома не держал. Когда портреты стали снимать – разместил. Именно отсюда берут начало фотографии Сталина в кабинах дальнобойщиков, в заведениях общепита, обильно появившиеся в хрущевское и брежневское время…