Сталин. После войны. Книга 1. 1945–1948 - [41]
Снять фильм про Ивана Грозного Эйзенштейну в Кремле предложили еще в январе 1941 года. Первая часть вышла на экраны в 1945 году, получила самые высокие оценки и была удостоена Сталинской премии первой степени. В этой части показывались первые годы правления царя Ивана, военный поход на Казань и в начале фильма помпезное венчание на царство. А вот вторая часть «Ивана Грозного», посвященная опричнине и борьбе царя с боярами, подверглась резкой критике со стороны Сталина…
«Или другой фильм – “Иван Грозный” Эйзенштейна, вторая серия. Не знаю, видел ли кто его, я смотрел, – омерзительная штука! Человек совершенно отвлекся от истории. Изобразил опричников, как последних паршивцев, дегенератов, что-то вроде американского Ку-Клукс-Клана. Эйзенштейн не понял того, что войска опричнины были прогрессивными войсками, на которые опирался Иван Грозный, чтобы собрать Россию в одно централизованное государство, против феодальных князей, которые хотели раздробить и ослабить его… Изучение требует терпения, а у некоторых постановщиков не хватает терпения, и поэтому они соединяют все воедино и преподносят фильм: вот вам, “глотайте”, – тем более, что на нем марка Эйзенштейна»[209].
Итогом выступления Оргбюро ЦК ВКП(б) стало печально знаменитое сегодня, «раскрученное» в перестроечный период постановление Оргбюро ЦК ВКП(б) о журналах «Звезда» и «Ленинград». Оно увидело свет 14 августа 1946 года. Вопреки расхожему мнению, в тексте постановления пропесочивали не только Михаила Зощенко и Анну Ахматову, хотя и им досталось весьма крепко[210]. Судя по тональности и скорости принятия постановления, № 5–6 журнала “Звезда” с рассказом М. Зощенко “Приключения обезьяны” под рубрикой “Новинки детской литературы” был прочитан Сталиным лично. Нужно отметить, что читал вождь очень много и всегда был в курсе новинок советской литературы. Безусловно, читал он и так называемые «толстые журналы», в том числе «Звезду» и «Ленинград», о которых шла речь в постановлении Оргбюро ЦК партии.
«Приключения обезьяны… представляет пошлый пасквиль на советский быт и на советских людей. Зощенко изображает советские порядки и советских людей в уродливо карикатурной форме, клеветнически представляя советских людей примитивными, малокультурными, глупыми, с обывательскими вкусами и нравами. Злостно хулиганское изображение Зощенко нашей действительности сопровождается антисоветскими выпадами»[211].
«Ахматова является типичной представительницей чуждой нашему народу пустой безыдейной поэзии. Ее стихотворения, пропитанные духом пессимизма и упадочничества, выражающие вкусы старой салонной поэзии, застывшей на позициях буржуазно-аристократического эстетства и декадентства, “искусстве для искусства”, не желающей идти в ногу со своим народом, наносят вред делу воспитания нашей молодежи и не могут быть терпимы в советской литературе»[212].
О своих ощущениях от постановления ЦК Константин Симонов позже напишет так: «Было ощущение грубости, неоправданной, тяжелой, – хотя к Зощенко военных лет я не питал того пиетета, который питал к Ахматовой, но то, как о нем говорилось, читать тоже было неприятно, неловко… Думается, исполнение, торопливое и какое-то, я бы сказал, озлобленное, во многом отличалось от замысла, в основном чисто политического, преследовавшего цель прочно взять в руки немножко выпущенную из рук интеллигенцию, пресечь в ней иллюзии, указать ей на ее место в обществе и напомнить, что задачи, поставленные перед ней, будут формулироваться так же ясно и определенно, как они формулировались и раньше, до войны, во время которой задрали хвосты не только некоторые генералы, но и некоторые интеллигенты, – словом, что-то на тему о сверчке и шестке»[213].
При нарастающем противостоянии с США и их сателлитами Сталин видел необходимость с одной стороны ясного патриотического посыла в художественном произведении и недопустимости раболепия перед Западом. По этой важной проблеме он высказался и на Оргбюро ЦК, а далее произошло то, что мы часто наблюдали, наблюдаем и, похоже, будем наблюдать. Когда прекрасная идея или замысел руководителя умножается на ноль способом его реализации.
Вот постановление о журналах «Звезда» и «Ленинград» – как раз такой случай. Развивая тему сталинского выступления на Оргбюро о недопустимости халатного отношения «творцов» и мэтров к своим обязанностям, в итоге получили казенную штамповку. В которой практически незамеченной осталась и тема публикаций вещей, «проникнутых духом низкопоклонства по отношению ко всему иностранному», и вторая – которую можно условно назвать «художественной коррупцией». Это когда журнал печатает того, кто «друг его главному редактору», а не того, кто заслуживает публикации. Когда в творческой среде формируется «круговая порука», не дающая пробиваться вперед и наверх новым молодым талантам: «…работники поставили в основу своих отношений с литераторами не интересы правильного воспитания советских людей и политического направления деятельности литераторов, а интересы личные, приятельские. Из-за нежелания портить приятельских отношений притуплялась критика. Из-за боязни обидеть приятелей пропускались в печать явно негодные произведения… [это] приводит к тому, что писатели перестают совершенствоваться, утрачивают сознание своей ответственности перед народом, перед государством, перед партией, перестают двигаться вперед»
