Средневековая философия и цивилизация - [56]
Точно так же сообщество государств, которое Данте считал группой индивидуумов, скорее respublica humana, чем группа правительств. Универсальный монарх – это слуга всех, minister omnium, точно так же как папа – слуга всех слуг Божьих. Он желает благополучия каждому человеку, он ближе к каждому гражданину, чем любой отдельный суверен[227]. А в XIV веке Бальдус пишет: «Imperium non habet animum, ergo non habet velle nec nolle quia animi sunt»[228] («Государство не имеет души, следовательно, не имеет ни воли, ни устремлений, которыми полна душа»).
Разве такая концепция государства (не будучи сущностью вне членов, которые его составляют) и в самом деле представляет собой неудачу[229] средневековых правоведов и канонистов? Разве это не триумф здравого смысла и здравомыслия людей, которые стремились к верности истине, а не к оригинальности? Лично я не считаю, что государство есть реальная сущность, реальная субстанция вне его граждан, и я согласен с Полем Бурже в одном из его последних романов (Le Sens de la Mort – «Смысл смерти»), когда он вкладывает в уста доктора Маршала эти вызывающие слова: «Умереть за Францию не значит умереть ради коллективной сущности, но за всех французов, существующих и тех, которые будут существовать.
Взойти по лестнице и перешагнуть через вершину лестницы – все равно что подняться на эшафот. Они это сделали. Ради кого? Ради Франции. Но Франция – это общая сумма всех тех, кому было предопределено быть французами. Это наше самое «я», ты и я, – мы французы, я повторяю»[230].
V. Метафизическая основа: группа не существует вне своих членов
Основополагающая причина этой доктрины – что государство, большое или маленькое, не есть «вещь в себе», сущность, отдельная от граждан, которые его составляют, – предоставлена самой схоластической философией, и мы уже видели, что она такое. Для схоластической философии мир плюралистичен, единственные реальные существующие сущности – это индивидуальные сущности, к примеру такой-то и такой-то дуб, такая-то и такая-то пчела, такой-то и такой-то человек[231]. А поскольку единение приходит на смену сущности (ens et unum convertuntur), только индивидуумы обладают физическим и внутренним единением. Дубовая роща, рой пчел, табун лошадей, пароход, дом, армия, церковный приход, город, государство – ничто из этого не означает реальных физических сущностей, в результате они не имеют единения, принадлежащего реальной субстанции.
Тогда из чего это единение или группа состоит? Метафизика Фомы Аквинского проливает нам свет на этот тонкий вопрос. Показав, почему индивидуум должен стать членом семьи и гражданского сообщества, он пишет: «Теперь мы должны понять, что эта совокупность гражданских или семейных групп обладает лишь единением (внешнего) порядка, и, следовательно, она не обеспечена единством, которое принадлежит естественной субстанции. Это причина, почему часть этой совокупности может осуществлять деятельность, которая не является актом группы. Солдат, к примеру, выполняет действия, которые не принадлежат армии, но такие действия солдата не препятствуют группе выполнять свою деятельность – деятельность, которая не принадлежит части, но целому. Так, сражение – это деятельность всей армии целиком, процесс буксировки баржи – это деятельность совокупности людей, которые тянут бечеву»[232].
Тогда есть основательное различие между единством индивидуума – органической и внутренней «неделимости» (unum simpliciter), которая принадлежит человеческой личности, – и внешнее единение, которое является результатом социального группирования среди определенного числа индивидуумов. Внутреннее единство привносит согласованность внутри отдельной субстанции, так что все ее составные части или элементы не имеют ни независимой ценности, ни собственного существования. Отсюда и противоречие в самой идее коллективной личности. Либо члены, которым полагается составлять такую коллективную личность, остаются, по существу, независимыми, – в случае чего здесь нет одной личности, а собрание личностей – либо они зависят от целого, и тогда каждый член теряет свою индивидуальность. Совсем по-другому в случае внешнего единения, которое появляется в группе личностей, поскольку это единение не затрагивает индивидуальность, которая принадлежит каждому члену.
Тогда вы спросите: разве семья или государство просто ничто? Сделать подобное утверждение было бы преувеличением доктрины. Ведь единение группы, о котором говорит Фома, функционально по характеру и основывается на выполнении сообща определенной человеческой деятельности, в которую каждый член вносит свой вклад. Подобная деятельность наделена реальностью, но реальностью, отличной от непередаваемой и неотъемлемой субстанционной сущности, которую сохраняет каждый член. Когда буксируют баржу, мышечная энергия людей, которые ее тянут, направляется сообща; в игре, или клубе, или в любом дружеском сообществе каждый член предоставляет частицу своей деятельности в распоряжение общей жизни, – и во всех этих случаях всегда возможно прекратить это делать.
Но в семье или в сообществе, наоборот, это взаимное объединение деятельности заложено природой, здесь нельзя пойти на попятную, поскольку определенная основная деятельность индивидуума поглощается этим сообществом. Действительно, в некий кризис, ради общего блага и общей безопасности, семья или государство может требовать entire activity от своих членов. Но даже так человек, который отдает другим всю свою
