Средневековая философия и цивилизация - [54]

Собственно говоря, человек ищет блага в самых разнообразных объектах, и он зачастую обманывается, но это лишь вопрос применения, который не влияет на главный тезис. Даже человек, который повесился, поддавался склонностям, что, как он верил, закончится в его пользу. Но эта иллюстрация показывает лишь то, что искать блага следует в соответствии с рациональными суждениями и следовать туда, куда они ведут, не позволяя себе быть обманутым внешней стороной. Человек действительно отличается от падающего камня или от дикого зверя, которые следует своим инстинктам, тем, что он обладает привилегией обдумывать свой путь и свободно выбирать его, он обладает способностью неверного выбора. Намерения человека находятся в его собственных руках. Философы XIII века без труда доказали, что ни богатство, ни почести, ни слава, ни власть, ни чувственные наслаждения не могут удовлетворить потребности блага (summum bonum) для людей; тут он свободен стремиться или не стремиться к ним как к главной жизненной цели.

Более того, каждая судьба непременно личная, благо это мое благо. Если, например, я решил, что оно должно состоять в удовольствиях, вполне очевидно, что это удовольствие – мое удовольствие. Тем более судьба должна быть личной для схоластической этики, которая утверждает, что счастье проистекает из применения того, что есть самое благородное и самое возвышенное в человеческой жизни, – а именно познание и любовь. Ничто не может быть более личным, чем познание и любовь. Счастье – это такое личное дело, что благо другого входит в него лишь случайно, а не обязательно. Нужна благородная душа, чтобы внести судьбы других в сферу собственных забот.

Итак, индивидуум, предоставленный лишь самому себе, как одинокое существо, не способен достичь своей достойной цели. Он окажется лишенным материальных средств, разумного руководства, моральной поддержки. Фома Аквинский говорит, что такая неспособность одинокого индивидуума и есть единственная причина существования общества. «Человек призван природой, – пишет он[219], – жить в обществе, поскольку ему нужно многое, что необходимо для его жизни и что он не может произвести самостоятельно. Таким образом, отсюда следует, что человек естественно становится частью группы (pars multitudinis), которая обеспечивает ему средства для хорошей жизни. Он нуждается в этой помощи по двум причинам. Во-первых, чтобы он мог обрести элементарные предметы первой необходимости, и делает он это в домашнем кругу, частью которого является. Каждый человек получает от своих родителей жизнь, пропитание и образование, и взаимопомощь членов семьи способствует взаимному обеспечению тем, что необходимо для жизни. Но есть и вторая причина, по которой индивидуум помогает группе, частью которой является, и только в ней он обретает свое адекватное благоденствие. И то, что он может не только жить, но и хорошо жить, возможно при благоприятных условиях социального общения. Так, гражданское общество помогает индивидууму в получении необходимых материальных средств, объединив в одном городе большое число ремесел, которые нельзя было бы объединить в рамках одной семьи. И гражданское общество также помогает ему в моральном аспекте жизни».

Схоластическая философия XIII века единодушно согласна с Аристотелем и Августином: для человека жить в обществе – это естественная необходимость, naturalis necessitas.

Эта общественная жизнь предполагает разные уровни. Существуют группы, более или менее обширные, которые логически и хронологически предшествуют государству. Человек непременно рождается в семье. Несколько семей, сгруппированных под чьим-то началом, составляют деревню – сообщество, чей смысл существования, по словам Данте[220], способствовать обмену предметами и услугами между людьми. Город, продолжает Данте, – это более широкая организация, которая позволяет человеку жить в моральном и материальном достатке, bene sufficienterque vivere. Но тогда как Аристотель останавливается на городе, Фома рассматривает в De Regimine Principum («О правлении государей») более широкую группу, провинцию, которая соответствует Дантову королевству. Возможно, мы можем увидеть в провинции те большие феодальные лены, которые были важными единицами, такие как Нормандское герцогство или герцогство Брабантское, которые на самом деле были известны Фоме. Что же касается государств, некоторые росли у него на глазах, а именно в Италии, где принцы Анжуйского дома правили двумя Сицилиями, в то время как основные европейские государства: Франция, Англия, Испания и Германия – обретали свои различные характерные черты. Данте пишет, что королевство (regnum particulare) обеспечивает те же преимущества, что и город, но придает большее чувство безопасности, cum majori fiducia suae tranquillitatis. В этом Данте повторяет томистическую мысль о том, что королевство лучше, чем город, отвечает военным потребностям, когда на него нападают враги[221].

Итак, поскольку группа существует лишь на благо его членов, благо группы не будет иным, как благом индивидуумов, составляющих эту группу.