Средневековая философия и цивилизация - [48]
Так, статическая точка зрения, или Вселенная, рассматриваемая в состоянии покоя, должна быть дополнена динамической точкой зрения, или Вселенная, вовлеченная в становление. Здесь появляется следующая схоластическая концепция, а именно хорошо известная теория акта и потенции, которая образует, по моему мнению, замковый камень в своде метафизической структуры. Эта теория есть общий анализ того, что значит перемена. Схоластика почерпнула ее у Аристотеля, но придала ей широту и глубину, неизвестные греческому философу. Что есть изменение, любое изменение? Это реальный переход из одного состояния в другое. Итак, отмечено, когда одна сущность переходит из состояния А в состояние Б, она должна уже обладать в состоянии А зародышем своей будущей детерминации в Б. Она обладает силой, потенцией стать Б еще до того, как она действительно это сделает. Это требуется принципом достаточной причины – абсолютного принципа, которому все, что существует, должно подчиняться, под страхом не существовать вообще. Отрицать предварительное существование такого рода равнозначно отрицанию перехода из одного состояния в другое, эволюции реальности. То, что мы называем изменением, тогда было бы серией мгновенных появлений и исчезновений субстанций, не имеющих никаких внутренних связей, каждое из которых с длительностью бесконечно малой. Дуб потенциально находится в желуде, если бы не было потенции, то как бы он смог бы появиться из него? С другой стороны, дуб не находится потенциально в гальке, которую катают морские волны и которая на вид может представлять собой близкое подобие желудю. Акт или актуальность (actus) схоластики Аристотеля есть любая итоговая сумма совершенства. Потенция (potentia) в схоластике есть способность стать этим совершенством. Это несовершенство и небытие, если хотите, но это не есть простое ничто, потому что небытие, рассматриваемое в уже существующем предмете, обеспечено зародышем будущей актуализации.
Соединение акта и потенции, следовательно, пронизывает реальность до ее сокровенных глубин. Это объясняет все великие концепции метафизики. В особенности это объясняет те две великие доктрины, в которых мы проследуем за игрой акта и потенции, – а именно доктрина субстанции и случайности и доктрина материи и формы.
IV. Применение к субстанции и случайности; материи и форме
Доктрина субстанции и случайности, таким образом, окружена и объясняется соединением акта и потенции; действительно, адекватное понимание первого требует последнего. Так сказать, сущность, уже составленная в своей материальной детерминации, изменяется, значит, что она действительно реализует свои потенциальные возможности. Ребенок уже потенциально могучий атлет, если в один прекрасный день он решит им стать. Если ему суждено стать математиком, тогда уже в колыбели он обладает этой способностью, или предрасположенностью, тогда как другой младенец лишен ее. Количественные и качественные изменения, перемены деятельности несут с собой посредством действительного бытия и активности, которой они подвергались, – все это было способно существовать до фактического существования.
Рассматриваемая в свете этой теории, доктрина субстанции и случайности теряет свою наивную и фальшивую значимость. Растущий дуб, живущий человек, любого рода химические вещества, каждая из несметного числа отдельных сущностей действительно становится отдельной субстанцией, потому что ее количество, качество, активность, отношения становятся ее потенциальными возможностями. Лейбниц действительно следовал этой доктрине томизма, когда говорил: «Настоящее беременно будущим». Но более того, в то время как Лейбниц также учил вечным истинам и неизменности субстанций, которых он называет монадами, Фома и схоластики продвинулись дальше в самое сердце изменений. И не только случайности, которые изменяются, когда, к примеру, дуб растет, или его древесина становится крепче, или меняется место, когда его пересаживают, или его активность обновляется по мере того, как он развивается, но и сами субстанции уносятся в водоворот перемен, и природа делает нас зрителями непрекращающегося спектакля их трансформации. Дуб умирает, и из медленного процесса его распада рождаются химические тела самого разнообразного вида. Электрический ток проходит через молекулу воды, и вот появляются водород и кислород.
Все это, по существу, схоластическая доктрина. Когда одна субстанция становится другой, каждая имеет вполне непохожие особенности. Субстанции отличаются друг от друга не в степени, а в качестве. Дуб никогда не превратится в другой дуб, как и частица воды не превратится в другую частицу воды. Но из умирающего дуба или разлагаемой частицы воды родятся химические тела, которые появляются с совершенно другой активностью, отношениями и так далее[212].
Различия всех этих активностей, количества и всего остального для нас лишь средства познания сути вещей, потому что активность вещи дает ей меру совершенства и вытекает из нее: agere sequitur esse (действие вытекает в бытие). И следовательно, если есть не поддающиеся превращению активность и качества, должны быть соответствующие им и не поддающиеся превращению субстанции. Конечно, схоласты были не способны наблюдать, как это можем мы, химическую активность материальных тел. Но это просто дело применения, и принцип остается. Субстанция водорода отлична от воды – это то, что я назвал специфичностью объектов.
