Среди врагов и друзей - [100]

Небо постепенно светлело, в просвете показалась бледная луна и, будто испугавшись, снова спряталась за тучи.

Поздно ночью партизаны, усталые и промокшие, добрались к лесной опушке. За ней виднелось раскинувшееся на равнине село Бабич-Покутье. Перед тем как выйти на равнину, партизаны прошли несколько метров в сторону лесной дороги и осмотрелись.

Между деревьями виднелась военная палатка, и разведчики залегли. Вскоре недалеко от них показалась темная фигура с карабином. Партизаны прижались к земле, приготовили пистолеты и стали внимательно наблюдать за часовым. Тот двигался прямо на них.

«Неужели обнаружил?» — подумал Ковач.

Подул влажный холодный ветер, и промокший Ковач задрожал всем телом.

Часовой прошел мимо дерева, за которым лежал Фегер, и, тихо напевая какую-то венгерскую песенку, пошел дальше.

Когда он удалился, партизаны отползли в сторону и по узкой тропинке двинулись к селу. Наконец в темноте показался старый, покосившийся домик. Залаяла собака. Через минуту скрипнула дверь, и на пороге появилась темная фигура. Собака умолкла и заскулила.

— Кто такой?

— Свои, свои, хозяин!

Это был Василий Пусан, житель этого села, с которым они должны были произвести разведку. Партизаны поздоровались и вошли в дом.

— В селе полно карателей, — сообщил Василий. — Заняли почти все дома. Только вот моего особняка не тронули, — шутя добавил он. Лачуга Василия Пусана действительно была настолько неприглядна, что даже солдат не поселили в ней.

Ковачу и Фегеру, напротив, домик показался теплым и уютным. Предупредительный хозяин сразу заметил мокрую одежду путников и немедленно предложил переодеться в другую — старенькую и заштопанную, но чистую и сухую. Пока сушилась одежда, Пусан рассказывал все, о чем ему удалось разузнать. Теперь необходимо было только установить численность и вооружение противника. Эту задачу и предстояло им выполнить завтра.

Уже перед рассветом они направились в центр села.

Дождь не прекращался. Густые тучи, казалось, еще плотнее затянули небо. Чуть вырисовывались контуры церкви, находящейся в центре села. Партизаны направились к ней: вблизи нее была школа, где размещался штаб полка карателей.

Не доходя до школы, они заметили в темноте три фигуры.

— Спрячемся там, — сказал Пусан, показывая рукой на небольшой сарайчик вблизи дороги. Партизаны быстро направились за ним. Три вооруженных солдата прошли по дороге мимо.

— Боятся партизан, патрулируют, — прошептал Пусан.

Когда часовые скрылись во мгле, разведчики двинулись дальше и вошли в небольшой кустарник, росший на возвышенности. Они были совсем близко от школы. Пусан, наклонившись к Ковачу и Фегеру, показывал оборонительные рубежи карателей.

Возле школы были вырыты траншеи, расставлены станковые пулеметы. Затем партизаны направились к церкви, где находились пушки и минометы.

На востоке серело. Пели петухи, лаяли собаки, кое-где в домах уже зажглись огоньки. Надо было спешить.

Разведчики вышли на дорогу и направились к лесу. Они уже прошли крайние домики, как вдруг впереди показался человек в венгерской военной форме. Лес был близко, и партизаны решили смело идти навстречу.

Военный оказался ротмистром. Едва поравнявшись, Ковач подскочил к нему с пистолетом, а Фегер и Пусан мгновенно заломили ему назад руки и завязали платком глаза.

— Будешь сопротивляться — прикончим! — предупредил ротмистра Ковач. Однако это оказалось напрасным: пленный был так напуган, что лишился дара речи и совершенно обмяк. Партизаны затащили его в лес и, выбрав удобное местечко, стали допрашивать.

Уже совсем рассвело. Ротмистр пришел в себя и стал отвечать на вопросы. Чтобы проверить правдивость его ответов, партизаны спрашивали его сначала о том, что уже было им хорошо известно.

Спрашивал за всех один Ковач — с целью конспирации, чтобы пленный не слышал голоса остальных. Ведь во время задержания было темно, и разглядеть он мог только Ковача, который первый подскочил к нему.

Ротмистр рассказал о вооружении полка, расстановке сил, а главное — о том, что атаку каратели думают начать завтра в 5 часов утра.

Когда закончили допрос, ротмистр стал просить о пощаде.

— Я сделал все, что вы требовали, не убивайте меня, — жалобно просил он. — У меня дома ребенок маленький…

— А когда ты ходил на облавы, о ребенке не думал? — сердито спросил Ковач. — О том, сколько у каждого из нас детей, не думал?

Ротмистр заплакал. Партизаны притихли: решался вопрос, как поступить с пленным. Тишину нарушил Ковач. Обращаясь к ротмистру, он спросил:

— Листовки среди солдат распространить сможешь?

— Да я… Ну конечно, смогу! — обрадовался пленный.

— Вот, возьми, — протянул ему Ковач пачку листовок на венгерском языке. — А теперь иди. И чтобы во время облавы солдаты твоего подразделения не сделали ни одного выстрела!

— Хорошо… Сделаю, — в радостной растерянности ответил тот.

Ротмистра вывели на лесную тропинку. На прощание Ковач его предупредил:

— Повязку снимешь через двести шагов.

Партизаны с минуту смотрели ему вслед, затем скрылись в густой чаще леса. Не чувствуя усталости, они поспешили в соединение доложить о результатах разведки своему командиру Василию Русину.