Среди врагов и друзей - [98]

«Кровь за кровь, жизнь за жизнь, за убитых матерей и детей, за сожженные города и села… Я клянусь», — снова звучали торжественные слова в лесу.

После окончания церемонии венгры были размещены в оборону. Они сразу же приступили к сооружению оборонительных рубежей и новых лесных жилищ.

Тем временем мы с начальником штаба направились в домик лесника к радистам. Радисты у нас были на особом счету, и им была выделена почти единственная пригодная для жилья комната. Правда, Маша Дубинина и Иван Маслов были нетребовательны и быстро приспосабливались к любой обстановке. Нередко их походную палатку можно было видеть под толстыми деревьями или грудой камней. И все же мы всегда старались создать им максимально удобные условия для работы.

В комнате радистов мы застали Маслова, который возился возле радиостанции. На кровати лежала укрытая шинелями и плащ-палатками Маша Дубинина.

Еще утром мне доложили, что Маша заболела, и после всех срочных дел мы решили проведать ее. Самочувствие Девушки оказалось тяжелым.

— Температура — сорок, — тихо сказал Маслов. Мы подошли к кровати, Маша бредила.

— Какие-нибудь лекарства принимала? — спросил я.

— Да, выпила несколько таблеток стрептоцида, но не помогает.

В то время у нас из всех медикаментов остался лишь стрептоцид, да и он был на исходе.

Как на беду, Вилл Поспелов еще четыре дня тому назад был направлен для оказания помощи тяжело раненым партизанам далеко за пределы бригады. Как помочь Маше, мы просто не знали.

— Может быть, среди венгров есть медработники? — предположил я.

— Надо выяснить! — обрадовался Шеверев.

Я приказал адъютанту немедленно пойти в венгерский батальон и узнать, есть ли у них врач.

Через несколько минут адъютант вернулся с коренастым человеком среднего роста, с черными усиками.

— Батальонный врач Солнаки, — отрекомендовался он. Несколько минут он осматривал больную, прощупывал пульс, слушал дыхание.

— Крупозное воспаление легких, — сказал он наконец.

Солнаки приказал своему помощнику-фельдшеру подготовить шприц и стал немедленно вводить Маше пенициллин. Мы с интересом наблюдали, как быстро и умело делал все это Солнаки. Когда все процедуры были закончены, он подошел ко мне и сказал:

— Слишком запущено у нее, одна надежда на пенициллин.

Только на третий день Маша почувствовала облегчение и уже могла отвечать на вопросы заботливого врача Солнаки.

— Ничего, ничего, скоро поднимешься! — успокаивал он Машу.

Действительно, вскоре Маша Дубинина была здорова. Не только она была признательна Солнаки: все мы от души благодарили его за спасение нашего боевого товарища.

С каждым днем все более крепла наша дружба с венгерскими товарищами. Вместе с русскими, украинцами, белорусами, чехами и словаками они ходили на боевые задания, подрывали мосты, вражеские эшелоны. Вместе с венгерским батальоном бригада отражала атаки гитлеровских карателей, навязывавших нам бои.

Через некоторое время мы получили радиограмму от начальника штаба партизанского движения генерал-лейтенанта Строкача, который поздравил нас с успехами. В этой радиограмме Тимофей Амвросиевич обращался и к венгерским товарищам, призывая их к борьбе за окончательный разгром фашизма.

Все мы, десантники, хорошо, знали этого заботливого, умного и дальновидного стратега, душевного и доброго человека — Тимофея Амвросиевича Строкача. Сколько теплоты и ума было вложено им и в эту кратенькую радиограмму!

Мы знали: там, на Большой земле, думают о нас, и в мыслях благодарили Коммунистическую партию за то, что руководство штабом партизанского движения было поручено такому талантливому человеку.

Перед строем бригады я прочитал волнующую радиограмму нашего партизанского генерала. Она окрыляла нас на новые боевые успехи.

У ЗАКАРПАТСКИХ ПАРТИЗАН

Весна вступила в свои права. Вокруг все зазеленело, пробудилось. Ветви деревьев густо покрылись молодой листвой. Воздух, напоенный ароматами весеннего цветения, пронизанный щедрыми лучами солнца, звенел от птичьего щебета.

Однажды утром к штабному шалашу группа партизан из секрета привела незнакомых людей. Начальник штаба Шеверев вызвал меня из шалаша. Командир отделения, находящегося ночью в секрете, показал на четырех вооруженных:

— Вот, задержали на маковской дороге.

На головных уборах каждого из них были красные ленточки.

— Вы из какого отряда? — спросил я.

— Из бригады Яна Жижки, — хором ответили все четверо.

— Старший кто?

Вперед вышел молодой человек, лет двадцати четырех, с красивым девичьим лицом и синими глазами.

— Старший я, Иванов, — отрывисто ответил он. Следующий, черноволосый юноша среднего роста, назвал себя Сидоровым. Остальные двое молчали, очевидно считая, что о них доложит старший.

— За каким делом пожаловали к нам? — прищурился Шеверев.

— Мы шли с задания, подорвали эшелон. На обратном пути напоролись на карателей, и вот… вынуждены были бежать к вам, — сказал Иванов. Затем он подробно стал рассказывать о выполнении задания.

Мы хорошо знали командира партизанской бригады имени Яна Жижки Даяна Мурзина. Но, наученные горьким опытом засылки к нам разного рода провокаторов и шпионов, не могли сразу поверить словам этих молодых людей. Установлению истины помогло одно случайное обстоятельство.