Среди тибетцев - [25]
Мы преодолели перевал Тогланг высотой 18 150 футов, испытывая при этом куда меньше дискомфорта от горной болезни, чем на перевалах Дигар или Кхарзонг. Гьялпо вез меня всю дорогу, хотя и останавливался каждые несколько ярдов, чтобы перевести дух. Затем последовал долгий и унылый переход к лагерю в местечке Цала, где чангпа проводят четыре летних месяца. Наши проводники и вьючные животные заблудились и догнали нас только на следующий день, в результате чего моим слугам пришлось спать прямо на снегу без укрытия. Новости в пустынных местах распространяются как лесной пожар. Однажды вечером, двигаясь вдоль ручья вверх по длинной и однообразной долине, я заметила несколько движущихся точек на гребне холма, а затем вниз хлынула волна скачущих всадников. Буквально за секунду до того, как снести нас с Гьялпо, их кони встали на дыбы, а всадники в одно мгновение оказались на земле, коснулись ее лбом, подарили мне блюдо с абрикосами, а в следующую секунду уже вскочили в седла, помчались вверх по долине и вскоре скрылись из виду. Еще через полчаса на нас накатила вторая волна всадников, вождь спешился, упал ниц, поцеловал мне руку, вскочил в седло и галопом повел за собой соплеменников, они скакали вокруг нас, все больше сужая кольцо, пока не образовали нечто наподобие эскорта. Затем перед нами предстала следующая картина: высокогорное плато со скудной растительностью, сорок стоящих в ряд невзрачных черных шатров, сияющая на солнце бурная река, пустынные холмы, тянущиеся к лагерю длинные вереницы белых овец, несущиеся вниз по склонам холмов яки, бегущие нам навстречу мужчины, фигуры женщин и детей, отчетливо виднеющиеся вдали на фоне золотого заката. Вечер был прохладным и влажным.
Двое мужчин взяли моего коня под уздцы, а еще двое ― за стремена, однако Гьялпо лягал их направо и налево под взрывы хохота, после чего, неистово жестикулируя и крича «Кабардар!», меня торжественно перевели через реку и сняли с лошади. Наше появление взбудоражило кочевников. Одни скакали на лошадях, демонстрируя мастерство верховой езды, другие приносили абрикосы и шарики из муки с абрикосовым маслом или же бежали к своим шатрам и возвращались с коврами, третьи расчищали место для лагеря от камней и сооружали каменную платформу, а в это время на дойку вели стадо коз, изысканно белых от ежедневного плавания в реке. Нас все плотнее окружали женщины и дети, однако бенгальский слуга мистера ** пригрозил им кнутом, началась паника, и женщины бросились врассыпную, как зайцы. Мои слуги уже давно были приучены вежливо обходиться с местными жителями, так что я как следует отчитала обидчика и даже сумела заманить всех беглецов обратно, показав им свои наброски, которые вызвали невероятный восторг, и многие стали просить меня нарисовать их портреты! Несмотря на раскосые монгольские глаза, гопа был вполне привлекательным молодым человеком с красивым носом и ртом. Помимо подпоясанной рубахи из грубой саржи, как у всех, у него была отороченная мехом красная шапка, серебряная чернильница в форме рога, яркендский нож в серебряных ножнах с чеканкой за поясом и кожаные башмаки канареечного цвета с загнутыми вверх носами. То, что чангпа приготовили для меня один из своих шатров и расстелили на полу несколько ковров собственного изготовления, наглядно свидетельствовало о безграничном желании оказать мне, другу их «благодетеля» мистера Редслоба, радушный прием. Затем мне предложили посетить все шатры вместе со старейшинами племени.
Глава V. Климат и природные особенности
Предыдущая глава завершилась на том, как я вместе со старейшинами чангпа отправилась посещать шатры, эта торжественная церемония завершилась лишь с наступлением ночи. Я посетила все пятьдесят шатров и в каждом из них на меня пытался наброситься огромный и свирепый тибетский мастиф, удерживаемый женщиной немногим больше его самого, и повсюду меня угощали сыром и молоком, от которых я вежливо отказывалась. Иными словами, мне оказали очень радушный прием в знак уважения к «великому отцу», мистеру Редслобу, который называл этих людей «самыми бесхитростными и добрыми на свете».
Племя чангпа, насчитывающее около пятисот человек, меняет место стоянки четыре раза в год, они разъезжаются летом, а зимой собираются все вместе в свободной от снега долине. Чангпа занимаются исключительно скотоводством и владеют большими стадами яков, пони, овец и тибетских коз, из подшерстка которых делают прекрасные кашмирские шали. Густой и мягкий подшерсток, называемый пашм>134 ― природная защита от сильного холода высокогорья, он есть у яков, овец, собак и большинства диких животных. Местные овцы ― большие, безрогие и вислоухие гунии. В районе Рупчу яки и овцы используются для перевозки грузов. Небольшие или легко разделяемые товары перевозят овцы, а яки несут более тяжелую ношу. Чангпа зарабатывают большие деньги, перевозя на своих животных товары для купцов из Лахула, Центрального Ладакха и Рудока>135, их овцы доходят аж до поселения Гар в Китайском Тибете. С ними расплачиваются не только деньгами, но и зерном, ведь сами они его не выращивают. Что касается серебряных монет, то для них есть лишь два применения: часть уходит на уплату дани Кашмиру, а остальное переплавляют и делают примитивные украшения. Согласно старой договоренности между Лхассой и Лехом, прессованный чай лхасских купцов перевозят бесплатно. Чангпа ― буддисты и практикуют полиандрию, однако юноши не становятся ламами, а из-за недостатка топлива, вместо того чтобы сжигать умерших, они совершают необходимые религиозные обряды и оставляют тело лицом вверх в пустынном месте, остальную работу делают стервятники. В каждом шатре есть специальная полка, на которой хранятся небольшие фигурки богов и священные символы. Чангпа одеваются как ладакхи, за исключением того, что мужчины носят обувь с сильно загнутым вверх носком, а женщины дополняют свой
