Среди тибетцев - [15]
Река Шайок состоит из главного русла и восьми рукавов, разделенных отмелями и галечными берегами, всего нам предстояло преодолеть около полутора миль. Когда мы добирались до берега, чупы заставляли нас пить мутную речную воду, чтобы, по их словам, «предотвратить головокружение», а также попросили меня не считать грубостью то, что они будут часто брызгать мне в лицо водой с той же целью. Побледневшие от страха Хасан Хан и Мандо надели темно-зеленые очки, чтобы не видеть порогов. Во втором рукаве вода уже доходила лошадям до брюха, и мое животное начало уводить в сторону. Раздались взрывы дикого смеха, однако причиной тому было не веселье, а возбуждение. По мере усиления течения погонщики все громче кричали Кабадар! Шарбаз! («Осторожно!», «Отлично!»), подбадривая лошадей под дикий аккомпанемент ревущего Шайока. Гьялпо, по чьим стальным ногам я тосковала, как обычно, резвился и пытался укусить своего погонщика во время остановок. Когда мы вошли в самый глубокий рукав, Хасан Хан дрожащим голосом сказал мне: «Я не боюсь, мем-саиб». На протяжении первого часа переправы через восемь рукавов Шайока мне казалось, что риск был сильно преувеличен, а главную опасность представляло головокружение.
Однако когда мы, мокрые и замерзшие, вышли на галечный берег главного русла, я изменила свое мнение. Нам еще предстояло пересечь самый глубокий и бурный поток из всех, его ширина составляла примерно четверть мили, а течение немного замедлялось лишь у противоположного берега, где глубина была больше. Опасность этого участка сомнений не вызывала. Чупы долго прощупывали дно выше и ниже по течению, прежде чем им удалось найти подходящий маршрут для переправы. Все грузы подняли выше, подпруги затянули, мужчины обвязали промокшую одежду веревками на плечах, нам в лицо несколько раз плеснули водой, а затем с криками и воплями весь караван погрузился в глубокий, бурный и ледяной поток. Полчаса мы пытались перейти реку вброд без видимого прогресса, в головокружительном водовороте казалось, что лошади пятятся назад. Сквозь оглушительный грохот реки доносились отчаянные крики «Кабадар!», вода уже доходила до подмышек мужчин и седел, мою лошадь несколько раз вело в сторону. Берег, к которому мы медленно, но верно приближались, был весьма крутым, да и глубина русла увеличилась. Я услышала ободряющий крик, и сильная лошадь мистера Редслоба выскочила на берег. Гопы стали подбадривать мою лошадь, она сделала отчаянное усилие и прыгнула, но не удержалась на склоне и покатилась назад в Шайок вместе со мной. Я отчаянно барахталась, пытаясь сделать глоток воздуха, на мгновение меня подхватили чьи-то сильные руки, но течение вырвало меня из них, а затем меня снова кто-то подхватил и втащил на осыпающийся берег. К счастью, я отделалась лишь сломанным ребром и несколькими сильными ушибами, а вот моя лошадь утонула. Мистер Редслоб, который думал, что меня уже не спасти, и тибетцы были так расстроены случившимся, что я сделала вид, что со мной все в порядке и позволила себе лишь один день отдыха. Следующим утром река унесла жизни нескольких человек и животных, после чего переход вброд стал возможен лишь через пару недель. Такой риск ― неотъемлемая часть великого торгового пути из Индии в Центральную Азию!
Нижняя часть долины Нубра более дикая и узкая, чем верхняя, абрикосовые сады здесь пышнее, а заросли облепихи и тамариска гуще. Деревни всегда находятся вблизи ущелий, устья которых уставлены чод-тенами, мани, молитвенными барабанами и культовыми сооружениями. К ним, как правило, ведут каменистые русла ручьев, над которыми сплелись ветвями абрикосовые деревья, образуя тенистый тоннель. Мы постоянно разбивали лагерь в абрикосовых садах, листва у деревьев густая, а плоды маленькие, но вкусные. Самое большое фруктовое дерево, которое я видела, достигало девяти футов шести дюймов в обхвате на высоте шести футов от земли. Чужеземцам позволено есть сколько угодно абрикосов, при условии, что косточки они вернут хозяину сада. Как известно, Нубра ― крупный поставщик кураги, и на крыше каждого дома можно увидеть женщин, выкладывающих половинки абрикосов на просушку, однако главная ценность плодов ― это косточки, ядра которых перетирают между двумя камнями и получают изумительно ароматное белое масло. В каждом гомпе стоит ежегодно пополняемая серебряная чаша, вмещающая от четырех до шести галлонов>115 абрикосового масла для поддержания вечно горящего пламени перед храмом Будды. Это масло прекрасно подходит как для сжигания в лампах, так и для кулинарии. Детей ежедневно натирают им вместо того чтобы мыть, а при отлучении от груди в возрасте четырех или пяти лет их какое-то время буквально пичкают шариками из ячменной муки, смешанной с абрикосовым маслом.
