Среди кочевников Северной Австралии - [36]

Аборигены очень непосредственны. Мысли, желания и чувства, которые принято подавлять или маскировать, проявляются у них совершенно свободно и считаются естественными. Неумение контролировать свои поступки в значительной мере объясняет частые и неожиданные перемены в поведении аборигена и якобы присущее ему вероломство.

Однажды охотники из орды Рерачинго встретили двух юношей из Калпу. Встреча, казалось, была дружелюбной. Обе орды имели один и тот же тотем, и их связывали другие общие интересы. Но молодые калпу не знали, что в орде Рерачинго незадолго перед этим умер человек. В его смерти обвиняли злые чары, якобы насланные на него ордой Калпу. Встретившиеся «друзья» сели отдыхать на берегу. Потом рерачинги ушли будто бы на охоту, оставив двух своих товарищей. Скоро они вернулись и подали оставшимся знак заколоть калпу. Смертельно раненные юноши все-таки успели спросить, почему рерачинги напали на них. Узнав в чем дело, калпу поспешили уверить их, что они не знали об этой смерти и ни их орда, ни они сами никогда не питали к покойнику вражды. Тогда убийцы горько пожалели о случившемся и стали выражать искреннее раскаяние. Они так убивались, что жертвы стали умолять их не горевать больше. Рерачинги согласились.

Как-то раз — это было в первые дни существования стойбища в Йирркала — несколько мальчиков отправились ловить рыбу в Мелвиллском заливе в двенадцати милях от нас. С ними были собаки. Вечером собаки вернулись, а мальчиков не было. В стойбище поднялся крик, замелькали копья. Я спросил, что случилось, и мне ответили, что раз собаки вернулись одни, значит на мальчиков напали и убили их. Воины начали шумно собираться на поиски врага. Когда я высказал предположение, что мальчики решили заночевать у залива, а собаки прибежали в стойбище поесть, мужчины согласились подождать до утра. Утром мальчики вернулись! Трудно сказать, что могло случиться, если бы юленгоры отправились ночью искать врага. Ясно одно, они дали бы волю своим чувствам, убив первого встречного.

Ссоры в ордах происходят часто, по малейшему поводу и носят ожесточенный характер. Одному показалось, что к нему отнеслись без должного уважения, другому, что он получил меньше пищи при дележе. Женщины начнут дразнить холостяка, который ухаживает за замужними, — тоже повод к ссоре. Скандал начинается обычно с перебранки. Ссорящиеся часто сулят противнику сгноить его кости в могиле вместо того, чтобы похоронить в столбе, как подобает. В этом случае они обычно говорят: «Пусть твои кости сгниют до похорон».

Обиженный не откажет себе в удовольствии осмеять большие или запавшие глаза, колени необычной формы или острые локти обидчика. О ширококостном человеке обязательно скажут, что кости у него такие же тяжелые и мертвые, как камень; о другом выскажутся еще менее лестно: глаза и уши у него, как у дурака. Потеряв терпение, мать ворчливо обругает ребенка, воскликнув: «Не руки, а крюки!». Аборигены могут поднять на смех и длинные, нескладные руки и ноги, и то, что у кого-нибудь короткая шея и голова сидит прямо на плечах. Если абориген разгневан и оскорблен, у него хватит терпения подождать, пока все охотники соберутся в стойбище. Тогда он выскакивает на видное место, вцепившись зубами в плетеный мешок с перьями или корой, висящий у него на шее. Он вертит головой из стороны в сторону, свирепо таращит глаза, потрясает копьями и дрожащим от злобы голосом визгливо и монотонно выкрикивает ругательства по адресу своих обидчиков. Назначение мешка в том. чтобы еще больше разжечь гнев оскорбленного и произвести на зрителей устрашающее впечатление, но я должен признаться, у меня этот обычай всегда вызывал неудержимый смех.

Во время ссор родственники и друзья не отходят с. т спорщика и делают вид, будто сдерживают разбушевавшегося, рычащего, рвущегося навстречу врагу воина. Иногда они даже ломают его копья. Однажды Марупла, который нахватался от торговцев искаженных английских слов, размахивая копьями, подлетел к своему «необразованному» противнику. Он покосился в мою сторону, чтобы увидеть, смотрю ли я на него, и заорал: «Хорошо, что белый человек здесь. Давно бы ты был мертв».

Юленгоры постоянно живут бок о бок со смертью. Они так часто встречаются с нею и умеют так легко ее избегать, что привыкли спокойно смотреть ей в лицо и разучились бояться ее. Даже верную смерть в минуты сильного возбуждения они считают лишь опасной игрой. Жизнь ценится так дешево, что жестокая смерть представляется забавным зрелищем. Она может огорчить только родственников погибшего или собратьев по орде.

И все же я считаю австралийских аборигенов жизнелюбивыми, веселыми и сильными духом людьми. Они стойко переносят боль и разочарования и встречают смерть с неподражаемым мужеством. Они всегда ищут повода повеселиться. Их шутки очень просты. Аборигены могут, например, посмеяться над стариком, который ведет переговоры о женитьбе на молоденькой девушке: «Он, должно быть, черепаха». Здесь имеется в виду то, что черепаха обычно откладывает несколько десятков яиц.

Этим простым, искренним, непосредственным людям свойственны черты, которые встречаются не у всякого цивилизованного человека: мужество, доброта, преданность, честность. Юленгоры обычно трогательно заботятся о белом человеке и вообще чужестранце, чувствующем себя крайне беспомощно в их диком краю. Я много раз слышал о том, что они спасали белых гостей от смерти и ухаживали за ними как за «высокопоставленными» больными. Если белые люди не причиняют им зла, юленгоры относятся к ним дружелюбно. Но, когда чужеземцы нарушают законы гостеприимства и пытаются, например, насиловать их женщин, как это часто случалось, к ним применяется только один закон, известный в Арнхемленде, — закон смерти.