Средь бела дня - [5]

Была и бабочка в сачке,

И липкий пряник в кулачке,

И звонкий летний рукомойник,

И сказка, где точил разбойник

Свой необъятный страшный нож…

Ты нас, пожалуйста, не трожь,

Не трожь ты нас, судьба-злодейка,

Веди себя, как чародейка,

Как ты вела себя тогда,

В мои невзрослые года,

Вернее, в год послевоенный,

Когда был двор с сиренью пенной,

Когда лет семьдесят назад

Был подмосковный детский сад,

Где был с грибом весёлый шкафчик,

Где был фонариком рукавчик

У платья, что давали нам,

Когда мы ждали наших мам;

Где в день родительский особый

Хлеб заменяли сладкой сдобой,

Давали два крутых яйца,

И счастью не было конца.

«Ах, дожить бы до дней акварельно лазурных…»

Ах, дожить бы до дней акварельно лазурных

И до птичьих неистовых песен амурных,

До рассеянных лёгких ажурных теней.

Коль удастся дожить до означенных дней,

То тогда… Что тогда — мне самой непонятно.

Что-то жизнь подсказала, но как-то невнятно.

Что-то муза пытается мне подсказать,

Но она и двух слов не способна связать.

«Как это маленькое «я» меня достало!..»

Как это маленькое «я» меня достало!

Оно, как к попе банный лист, ко мне пристало

И теребит меня и в ухо мне гундосит,

Вниманья требует к себе и не выносит,

Когда о нём хоть на секунду забываю,

Когда свободной от проблем его бываю

И, коль на жалобу его не дам ответа,

Оно шипит: «Да я сживу тебя со света».

«Всё, как всегда, не навсегда…»

Всё, как всегда, не навсегда.

Не навсегда и то, и это,

Не навсегда зима и лето,

Любовь и счастье, и беда.

Всё, как всегда, не навсегда.

Лишь навсегда, навек, навеки

Во тьму уходят человеки

И пропадают без следа.

«От неуюта так знобит…»

От неуюта так знобит…

А жизнь — она дробит, дробит

На дни и миги бесконечность,

При этом что-то там про вечность

Нам смертным, маленьким долбит.

А где-то на границе сна

И яви дерзкая весна

Пришла, прорвав кусочек шёлка

Небесного, сверкнула щёлка,

И жизнь уж больше не тесна.

«Всё пялюсь, всё ищу лазейку…»

Всё пялюсь, всё ищу лазейку.

Прости, о Боже, ротозейку,

Прости, что тайный лаз ищу

Из мира, где давно гощу,

В края, где прежде не бывала.

Надеюсь, я не прозевала,

Не проскочила тот просвет,

Тот лаз в цепочке дней и лет,

Который в край уводит некий,

Где вековечны человеки,

И где навеки им дано

Блаженство райское одно.

«О сколько всякой нежной чепухи!..»

О сколько всякой нежной чепухи!

О сколько упоительного вздора!

И это лишь начало разговора —

Не музыка ещё и не стихи,

А лишь начало утренних речей

И ритуальных предрассветных танцев

В волшебном исполнении посланцев —

Посланцев неба: крылышек, лучей.

О радости

Ну куда же ты, радость моя?

Ты с чего это вдруг заспешила?

Неужели покинуть решила

Ты меня, чтоб другие края

И другие дома навестить,

И другие обрадовать души?

Не спеши, моя радость, послушай,

Оставайся ещё погостить.

И, пожалуйста, мне объясни,

Чем же я тебе не угодила?

Может, медленно слишком ходила?

Может, видела грустные сны?

Или ты за другие грехи

Покидаешь меня? Или, может, —

Правда, тут уж никто не поможет —

Ты мои разлюбила стихи?

Посвящается книге Людмилы Улицкой «Лестница Якова»

«Ну, слава Богу, не перевелись…»

Ну, слава Богу, не перевелись,

На свете ещё водятся живые,

Имеющие точки болевые

И взоры, устремляющие ввысь.

Ну, слава Богу, есть ещё кому

Прочесть строку о жизни, что подвижна,

Изменчива, капризна, непостижна

И дорога и сердцу, и уму.

И всё как прежде, как всегда,

Всё как обычно, всё как прежде —

Живут в отчаянной надежде

Все угодившие сюда.

Живут, надеясь на исход,

Итог, финал благоприятный,

И горькой жизни пряник мятный

Опять младенец тянет в рот.

«А вот поди ж ты, вот поди …»

А вот поди ж ты, вот поди —

Тебе твердят, что впереди

Осталось очень-очень мало,

А ты в ответ — про дня начало,

Про восхитительный рассвет.

Тебе, — что будущего нет,

Что ты стоишь на самой кромке,

А ты — про то, что голос ломкий

У марта, точно у юнца,

Что скоро полетит пыльца…

«Всё знает старая земля …»

Всё знает старая земля —

И торный путь, и бездорожье.

Но не смущайся, чадо Божье,

Играй. Тебе ведь дали «ля».

А, коли дали, то вперёд:

Своей любовью всё наполни,

Своё смятение исполни,

Твоя тоска пускай поёт.

«Я опять забегаю вперёд…»

Я опять забегаю вперёд.

Почему? Кто меня разберёт?

Почему я вперёд забегаю

И невольно ветрам помогаю

Поскорее спровадить меня

За пределы текущего дня,

За земные пределы, границы?

Что мне, Господи, здесь не сидится?

Ну чего не хватает мне здесь,

Где такая гремучая смесь,

Где такое сегодня в наличке,

Что достаточно маленькой спички,

Чтобы всё, что огня заждалось,

Расцвело, вдохновилось, зажглось?

«А чтобы жизнь была легка…»

А чтобы жизнь была легка,

Следи за ней издалека,

Следи за ней лучистым взглядом,

Как небеса, что, хоть и рядом,

И нас касаются лучом,

Всё ж не замешаны ни в чём.

«Давно ведь, наверно, могло надоесть…»

Давно ведь, наверно, могло надоесть

Утрами вставать, что-то пить, что-то есть

И делать привычные телодвиженья,

Что нами затвержены чуть не с рожденья.

Давно ведь, наверно, наскучить могли

Те виды, что рядом, и те, что вдали.

Ну что, в самом деле мы здесь не видали?

Но — странное дело — скучать нам не дали,

Шепнув, что однажды проникнем туда,

Где скажут нам то про земные года,

Про всё, чем живём или жили на свете,

Что прежде держалось в строжайшем секрете.

«Он её разлюбил? Не беда…»