Спросите Фанни - [65]

Почему он не относился к ее потребностям с большим вниманием? Почему жизнь всегда крутилась вокруг него?

И какой толк был злиться на нее столько времени? Он помнил, как даже через год после аварии лежал по ночам в постели, положив руку на пустую холодную впадину на соседней половине кровати, и гнев гудел вокруг него роем пчел. Мюррей даже не осознавал, что возмущение съедает его, и вымещал раздражение на детях. Наорал на Джорджа за маленькую вмятину на машине. Запретил Лиззи гулять, когда она нагрубила учителям. В конце концов через несколько лет после несчастья Мюррею, по совету одного из партнеров, пришлось обратиться к психотерапевту. Никогда в жизни он не чувствовал себя таким беспомощным. Необходимость показывать чужому человеку свою ярость унижала его. Психотерапевт предлагала ему боксировать подушку, рвать резинки. Потом она попросила его представить свое негодование как океанскую волну и дать ей пройти мимо. Прием казался слишком простым и потому сомнительным, но со временем Мюррей обнаружил, что упражнение помогает. Однажды утром он проснулся, провел рукой по тому месту, где раньше спала Лиллиан, и не нашел впадины. Он перестал кричать на детей. Разрешил Рут, тогда первокурснице, поехать на весенних каникулах во Флориду. Откопал в кладовке фотографию Лиллиан в желтом сарафане и снова поставил ее на секретер.

Теперь, лежа в палате, Мюррей жалел, что не может сейчас взглянуть на тот снимок. Он заметил себе: если впредь придется лечь в больницу, нужно обязательно взять фотографию с собой.

Санитар, пришедший за Гэвином, старался не шуметь, усаживая больного в кресло-каталку, но Мюррей не спал. Он видел сутулую фигуру соседа в кресле. Почему со спины люди выглядят такими беззащитными?

— Перебираюсь на более злачные пажити, чувак, — буркнул Гэвин через плечо.

— Поправляйся, — пожелал ему Мюррей. — Следи за уровнем сахара. И брось это дело.

— Пока-пока, — сказал Гэвин.

Мюррей остался в палате один, и от тишины зазвенело в ушах. Он чувствовал, как сжимается и разжимается манжетка для измерения давления. Во рту был неприятный вкус, и Мюррею хотелось снова почистить зубы. Скоро на соседнюю кровать привезли нового пациента, который все время кряхтел. Мюррей притворился, что спит.

Но он отнюдь не спал. Ему представлялась рыбацкая деревушка в Мексике: эспланада с пристанью, скалистый утес, длинный песчаный берег с рядом гостиниц, мерцающих в ночи огнями. Он часто заглядывал на сайт одной турфирмы, поскольку не знал, как снимать жилье через специализированные порталы, но хотел жить не в гостинице на берегу, а в городском домике неподалеку от рынка, с плиткой в комнате, чтобы готовить экзотические блюда. Говорят, можно есть кактусы!

Мюррею никогда не давались языки, но он не сомневался, что в латиноамериканской стране через месяц бегло заговорит по-испански. Местные жители станут хвалить его. Он познакомится с тамошним рынком недвижимости: «Se vende, se rente».[41] Если он задержится там подольше, то, возможно, купит casita[42] и осядет в тех краях. Дети, которых всегда влечет к нему закон земного притяжения, будут приезжать к нему и восхищаться независимостью отца, тем, как легко он договаривается с продавцами черепицы, с el plomero, el electricista.[43] Сын с дочерьми перестанут по любому поводу донимать его просьбами об осторожности и с восторгом отдадут должное его умению торговаться на базаре. Он организует для них рыбалку в открытом море, а вечером они зажарят на гриле свой улов, потягивая cervezas и vino blanco.[44]

«Отец», — скажут они. «Papa»[45], — поправит он их.

В воображении Мюррей набирал номер турфирмы.

«„Buenas Aventuras“,[46] — услышал он голос в трубке. — Слушаю вас».

* * *

Звонок раздался в 2:58 ночи. Рут знала время, потому что развернула часы с подсветкой к себе, чтобы утром встать пораньше и успеть позаниматься йогой, прежде чем проснутся Лиззи и Джордж.

Звонки посреди ночи никогда не сулят хороших новостей.

— Это дом Блэров? — спросил женский голос на другом конце провода.

Рут задрожала.

— Да.

— Я звоню по поводу вашего отца, — начала женщина. — У него случился тяжелый инсульт с летальным исходом.

Неожиданно для себя Рут самым идиотским образом спросила:

— Но он хорошо себя чувствует?

Женщина в трубке замялась:

— Вы, наверное, меня не поняли. Я сказала: с летальным исходом.

На соседней кровати Лиззи приподнялась на локте и включила свет.

— Пожалуйста, скажи, что все хорошо! — взмолилась она.

Рут положила трубку, взглянула на сестру и кивнула, но кивок превратился в покачивание головы, и Лиззи все поняла. Она села в кровати и прижала ладони к лицу, не проронив ни слова.

«Так, — думала Рут, чувствуя, как тяжело колотится сердце. — Так. Это случилось. Что надо делать? Что теперь? Почему я не рыдаю? Почему не плачет Лиззи? Да что мы за люди?!»

— Что произошло? — приглушенным ладонями голосом спросила Лиззи.

— Очередной инсульт. На этот раз обширный.

— Надо сообщить Джорджу.

Вместе они босиком прошлепали по коридору к комнате брата. В отличие от сестер, Джордж выкрикнул сдавленное: «Нет!», из-за чего Рут и Лиззи наконец заплакали, и все трое сгрудились на двуспальной кровати, сблизив головы и обнимая друг друга.