Спросите Фанни - [66]

— Надо было перевезти его в Конкорд, — сокрушался Джордж, и ни одна из сестер не могла ему возразить.

В общей печали они согласились, что до утра смысла ехать в больницу нет. Нужно будет принять много решений. Хотел ли отец, чтобы его кремировали, и если да, то где надо развеять прах? Или он предпочел бы традиционные похороны? И почему они никогда не обсуждали это с ним? Даже Рут, всегда заводившая гнетущие разговоры, поднимала любые вопросы, связанные с последними годами Мюррея, кроме одного.

— Что мы будем устраивать — гражданскую церемонию или церковные похороны?

— Папа не принадлежал к церкви, — напомнил Джордж.

— А как было, когда хоронили маму и Дэниела? — спросила Лиззи.

— А разве ты не помнишь? — удивилась Рут.

— Я помню только подносы с лазаньей и горы шоколадного печенья, — призналась Лиззи. — И каких-то грудастых теток, которые меня тискали. И как папа стоит на улице и курит.

— Тогда были церковные похороны, — сказала Рут. — Ты правда не помнишь? Два гроба, бок о бок. Море белых лилий. Душераздирающее зрелище.

— Отец в черных очках, — добавил Джордж.

— Он был раздавлен, — объяснила Рут.

— Как и мы все, — напомнил Джордж.

Рут закрыла лицо руками.

— Не могу поверить, — всхлипывала она. — Еще вчера мы вместе ели пиццу. Может, это произошло из-за острой еды? Или из-за вина? Может, не стоило давать папе алкоголь?

Ужасная мысль посетила их всех, и снова никто не возразил Рут, что случившегося не воротишь. Казалось, чувство вины только помогает им наконец осознать невыносимый факт смерти Мюррея.

Наконец Лиззи предостерегла Рут и Джорджа:

— Слушайте, такие мысли не приведут ни к чему хорошему. Не надо забывать, что ему исполнился восемьдесят один год. Он ушел при благоприятных обстоятельствах: ему довелось быть рядом с нами до самой смерти.

Рут высморкалась.

— По крайней мере, никто из нас не умер раньше него, — угрюмо произнесла она.

Лиззи удивилась нездоровой забывчивости сестры.

— Потому что смерть еще одного ребенка его бы убила, — добавила Рут, кивая собственной мудрости.

— Думаю, нам нужно попытаться поспать, — через некоторое время сказал Джордж. — Кто сообщит Бойду, когда он придет на работу?

— Я, — вызвалась Лиззи. — Все равно я вряд ли смогу уснуть.

В комнате с двумя кроватями Рут и Лиззи забрались под одеяло. Луны в небе не было, и вокруг царила темень. Лиззи лежала на спине со сложенными на животе руками. В их жизни теперь начинался третий период: круглое сиротство. Лиззи жалела, что не удалось провести время с отцом в больнице наедине; Рут такая возможность представилась, и Джорджу тоже. Хотя Лиззи виделась с Мюрреем почти каждые выходные, ей казалось, что она не сказала ему нечто очень важное, что говорят человеку, едва пережившему смертельную опасность. Например, как ей жаль, что подростком она так бесновалась. Как жаль, что в колледже она взяла академический отпуск и поехала по Мексике в старом школьном автобусе с неисправными тормозами. Мобильные телефоны еще не появились, и она всего раз в неделю звонила Мюррею, который в то время ухаживал за собственной умирающей матерью. Действительно ли Лиззи нужно было «искать себя» именно тогда, добавляя отцу переживаний?

Она повернулась на бок и подоткнула подушку. Отец часто говорил, что хочет только одного: счастья для трех своих детей. Счастлива ли Рут? Ее отношения с Морганом не кажутся очень уж романтичными, и она всегда столько работает. А Джордж? У него достойная профессия, и он увлекается бегом, но его личная жизнь сошла на нет. Что до самой Лиззи, то полтора года связи с Гэвином завели ее в тупик. Чтобы оправдать потраченное время, она могла хотя бы родить ребенка.

Пытаясь заснуть, Лиззи скакала мыслями с одного маловажного предмета на другой. Студенческие работы, водосточные трубы, Хиллари, старые материнские кофты.

— Слушай, — сказала она через плечо, — а помнишь мамин браслет?

— Такой с серебряными подвесками в виде человечков?

— Да. Не знаешь, куда он делся?

— У меня его нет, и у Джорджа, кажется, тоже. Может, отец его потерял или отдал кому-то? А может, даже выбросил.

— Надеюсь, нет, — хмуро произнесла Лиззи.

— Где-то есть коробка с мамиными вещами, — вспомнила Рут. — В подвале или на чердаке. Завтра можем поискать.

— Я ничего не знаю о такой коробке, — призналась Лиззи. — Хотя часто копаюсь в старых вещах.

— Мне сказал о ней отец, когда я была у него сегодня, — объяснила Рут. — Он просил найти ее и принести в гостиную к моменту его возвращения домой.

— Ты хочешь спать? — спросила Лиззи.

— Нет. А ты?

— Тоже нет.

Некоторое время они лежали молча.

— Если хочешь взять армейскую штормовку, забирай, — предложила Лиззи.

— Нет, вы с Джорджем оставьте ее себе, — сказала Рут. — В Вашингтоне ее некуда носить.

— Правда?

— Правда.

— Хорошо. Это очень мило с твоей стороны, Рут.

— Иногда я могу быть очень любезной, — ответила ей сестра.

* * *

Годами Рут баловала себя хорошим постельным бельем из чистого плотного хлопка и испытывала незамысловатое удовольствие в том, чтобы каждый вечер забираться в кровать и шевелить ногами, ощущая прохладную гладкую ткань. Здесь, в Нью-Гэмпшире, белье было старым, тонким и наполовину состояло из полиэстера — это она определила по катышкам и по тому факту, что ночью ей стало жарко. Подушки тоже были старыми, со скомканным наполнителем, и Рут подумала: раз уж ей, по-видимому, придется провести здесь некоторое время, вступая в права наследства, можно заказать новое белье, чтобы все спали с бо́льшим удобством.