Справедливость - [11]

По инициативе Сверстникова в «Новой эре» был напечатан очерк о Верхоянске.

— Ты думаешь, они заметят этот очерк? — спросил Курочкин Сверстникова.

— Найдется же там честный редактор!

— Не для того они печатали, чтобы замечать наш очерк, — смеясь, заметил Курочкин и замолчал: он завидовал Сверстникову — тот свободно читал и говорил по-английски, по-французски, читал по-немецки, редко прибегая к словарю.

«Жаль, что в свое время не изучал языков», — вздохнул про себя Курочкин и полез руками в стол, давая этим понять, что разговор окончен. Потом, чтобы не оставалось между ними «шероховатостей», сказал:

— Я восхищаюсь, что ты знаешь три заморских языка.

Сверстников посмотрел на часы:

— Да, мне пора, американцы уже ждут.

— Ни пуха ни пера.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

1

Пришли в редакцию литературный критик Гарри Хемфри, писатель Франклин Хаузер, журналист Сидней Филикман.

— Видите, какая стоит чудесная погода! — сказал Сверстников, пригласив гостей к окну. Улица была залита солнцем, голуби купались в его лучах. Мальчишки лепили снежки и кидались ими. — Миром все довольны, как этим ясным и теплым днем.

Гарри Хемфри, высоченный, с худой длинной шеей, взглянул на сияющую улицу.

— Я был здесь во время войны. Солнца тоже много было, а праздника не видел.

Принесли кофе. На столе в вазах — печенье и тонкие сушки. Сидней Филикман взял печенье, осмотрел с обеих сторон.

Заметив это, Сверстников сказал:

— Вполне реальное, чистейшая пропаганда наших пшениц и пищевкусовой промышленности.

Все засмеялись.

— Нам рассказывали, что вы поэт, — начал деловую беседу Франклин Хаузер. Костюм его был хорошо отутюжен, галстук завязан тонким узлом, волосы напомажены и приглажены, будто только что побыли под утюгом.

— Да, пишу стихи, только вот времени не хватает.

— Пишете по заказу? — спросил Хаузер.

Сверстников понял, что Хаузеру не интересно знать, хватает ли Сверстникову времени на поэтические занятия, и решил уточнить вопрос:

— Что значит по заказу?

— Вам говорят писать о том-то и писать так-то, у вас социалистический реализм, — охотно пояснил коллега Хаузера Сидней Филикман.

Сверстников с усмешкой посмотрел на Филикмана, заложившего за обе щеки сушки.

— Слышал, слышал, ваш Браун, действительно, утверждает, что нам, писателям, предлагают темы для романов, что Константина Федина вылудили написать трилогию «Первые радости», «Необыкновенное лето» и «Костер». У вас тоже будут писать по методу социалистического реализма, если уже не пишут.

— Вы не отвечаете на прямой вопрос, — перебил Хаузер.

Сверстников рассмеялся.

— Метод социалистического реализма предполагает свободу мышления, суждения. Я буду отвечать на все ваши вопросы, хотя вы мешаете мне, перебиваете.

Американцы не смутились.

— Кстати, у вас есть принцип партийности? — задал вопрос Хемфри.

— Как и у вас. Линкольн не отрицал его. Не верите? Да, да, Авраам Линкольн был ярым сторонником партийности. Вот что он писал: «Пастух отгоняет волка, вцепившегося в горло овце, за что овца благодарна пастуху, как своему освободителю, а волк обвиняет его за этот же поступок, как нарушителя свободы… Точно так же мы рассматриваем процесс, ежедневно избавляющий тысячи людей от ярма рабства, — одни приветствуют его, как наступление свободы, а другие оплакивают, как уничтожение всех свобод».

— Не помню, — заметил Хемфри.

— Партийность? Социалистический реализм? — Сверстников хитро улыбался. — Вы говорите, что это директива. Знаете, что я вам скажу? Если меня не взволновало что-то — я писать не могу. Я вас спрошу: бывают ли волны без ветра? Сердце говорит, когда его коснутся пушинкой соловья, сердце молчит, когда его обливают медом, сердце говорит, когда где-то лед застонал. Я вам задам вопрос: разве станет буржуазная идеология воевать с тем, что ей не опасно?

Гарри Хемфри быстро повернул дынеобразную голову на длинной шее и опередил с ответом всех: — Мы защищаем общечеловеческие идеалы.

— Играете вы на общечеловеческих идеалах, а не защищаете. Я не ошибаюсь, господин Хемфри, статья «Уйти в себя» написана вами?

— Да, — гордо ответил он.

— Вы, конечно, знакомы с мексиканским экзистенциалистом Хосе Рошано Муньес. Так вот, он о вашей статье пишет: «…Вырвать из человеческого сердца надежду, единственное, что дает ему возможность противостоять ударам судьбы, лишать жизнь вечной цели, всякого смысла — это безумие, это дьявольский замысел, граничащий с развращенностью».

Хемфри сердито буркнул:

— Болтун! Я стою выше классовых интересов.

Сверстников ему напомнил:

— Ваш великий Линкольн думал по-другому. Вы уже слышали, как он думал. Нет, буржуазия не станет расходовать бумагу, содержать людей, если это ей не приносит пользу. Ей нужен бизнес, все равно какой, моральный или материальный. Вы знаете силу социалистического реализма, потому и воюете против него.

Хемфри поглядывал на картину с резвящимися медведями и морщился.

— Это, наверно, социалистический реализм? — спросил он, глядя на репродукцию.

Сверстников давно намеревался снять со стены эту очень неудачную копию с творения Ивана Ивановича Шишкина «Утро в сосновом лесу».

— Это всего лишь бездарная копия. А если хотите посмотреть социалистический реализм в живописи, поедем к художнику Павлу Архипову.