Способы создания миров - [43]

Шрифт
Интервал

Правильность представления, подобно правильности описания, изменяется с системой или структурой; вопрос "Является ли эта картина правильной?", таким образом, подобен вопросу "Движется ли Земля?" Картина, нарисованная в обратной или иначе искаженной перспективе,[116] или заменяющая цвета на дополнительные, может быть столь же правильна в данной системе, как картина, которую мы называем реалистической в современной стандартной западной системе представления. Но здесь мы должны помнить, что имеются два различных употребления термина «реалистический». Согласно более частому употреблению, картина реалистична в той степени, что в какой она правильна в усвоенной системе представления; например, в современной западной культуре картина Дюрера более реалистична, чем картина Сезанна. Реалистическое или правильное представление в этом смысле, подобно правильной классификации, требует соблюдения традиции и имеет тенденцию свободно коррелировать с обычными суждениями подобия, которые таким же образом основаны на привычке.

С другой стороны, представление, нереалистичное по этому стандарту, может весьма правильно изображать нечто в другой системе, во многом так же, как Земля может танцевать партию Петрушки в некоторой необычной системе координат. 'Неестественная' структура или система могут быть правильны в некоторых обстоятельствах благодаря своему преобладанию в другой культуре или завоевав признание для каких-либо специальных целей. Когда живописец или фотограф создает или раскрывает нам ранее невидимые аспекты мира, то иногда мы говорим, что он достиг новой степени реализма, обнаруживая и представляя новые аспекты действительности. Представление в правильной, но незнакомой нам системе дает реализм в смысле не привития навыков, а раскрытия. Два смысла «реалистического» отражают факторы инерции и инициативы, которые, как мы видели, соперничают в случае правильности индукции и категоризации.

Проблема с другим ответом на вопрос о правильности представления — ответом в терминах истинности утверждения, предположительно делаемого картиной — состоит в том, что картина не делает никакого утверждения. Изображение огромного желтого поломанного старинного автомобиля, подобно описанию "огромный желтый поломанный старинный автомобиль", не содержит обязательств ни к одному из следующих утверждений:

Огромный желтый поломанный автомобиль — старинный

Огромный желтый старинный автомобиль поломан

Огромный поломанный старинный автомобиль — желтый

Желтый поломанный старинный автомобиль огромен,

или к любому другому. Хотя представление и описание различаются в важных отношениях, ни в том, ни в другом случае правильность не может быть вопросом истины.

Для описательных также как для декларативных версий, конфликт может быть рассмотрен в терминах отрицания: "всегда красный всюду" и "никогда не красный где бы то ни было" конфликтуют, в то время как «зеленый» и «круглый» — нет. Там, где две правильных версии находятся в противоречии и не могут быть согласованы некоторым способом, подобным показанному выше, они являются версиями различных миров, если вообще являются версиями мира. Но как отличить в репрезентационных версиях, где нет никакого явного отрицания, пару правильных изображений различных вещей от пары различных правильных изображений одной и той же вещи? Представляют ли картина Сутина и рисунок Утрилло — одна в густых мазках и изогнутых линиях, показывающая фасад с двумя искривленными окнами, другой в прямых черных линиях, показывающий фасад с дверью и пятью окнами — различные здания или одно и то же здание различными способами? Мы должны здесь иметь в виду, что даже для декларативных версий мы не можем провести никакое ясное и устойчивое общее различие между материей и манерой дискурса. Иногда предложение и его отрицание так или иначе совместимы — например, как обращения к различным частям или периодам мира. Аналогичным образом две движущихся картинки — сфера, вращающаяся по часовой стрелке, и сфера, вращающаяся против часовой стрелки, могут изображать Землю одинаково правильно с различных точек зрения. Показать, что две версии являются версиями одного и того же мира, значит показать, как они соответствуют друг другу. И вопрос о Сутине и Утрилло во многом подобен вопросу, являются ли некоторое скопление молекул и мой стол одним и тем же.

Оставив такие темы, скажем, что утверждение истинно, а описание или представление правильно, для мира, которому оно соответствует (fit). Вымышленная версия, словесная или изобразительная, может при метафорическом истолковании может соответствовать некоторому миру и быть для него верной. Я думаю, что, пытаясь подвести описательную и репрезентационную правильность под истину, мы добьемся меньшего успеха, чем подводя истину наряду с ними под общее понятие правильности соответствия.[117] Это приносит нам, прежде чем мы исследуем далее природу и критерии правильного соответствия, к версиям, которые не являются ни фактическими, ни вымышленными утверждениями, описаниями или представлениями.

6. Показательный образец

Правильность абстрактных визуальных или музыкальных произведений будет обладать такими аспектами как правильность их композиции, и здесь мы рискуем быть обвиненными во вторжении в священное царство красоты вместо того, чтобы ограничиться видами правильности, сопоставимыми с истиной. Любой такой протест послужил бы свидетельтвом отношения, противоположного моему настоянию на непрерывности, единстве и близости искусства, науки и восприятия как отраслей создания миров. Правильность абстрактных произведений или не-денотирующих аспектов не-абстрактных произведений не является ни идентичной истине, ни полностью чуждой ей; и то, и другое — разновидности более общего понятия правильности. Если мы скажем, что красота или эстетическая правильность является истиной или что она несопоставима с истиной, то это будут, как мне кажется, одинаково вводящие в заблуждение лозунги, и я упоминаю здесь о красоте только для того, чтобы исключить ее из дальнейшего рассмотрения.


Рекомендуем почитать
Поиск потерянного смысла

Наша экономическая система, наш образ жизни, наше представление о людях: Основы нашего общества находятся в кризисе, бывшая определенность пропала. Р.Д. Прехт — о неуверенности немцев и их новом интересе к философии.


25 ключевых книг по философии

От Платона и Аристотеля до Бергсона и Хайдеггера — вот пространство этой книги, созданное интуицией и вкусом Реми Хесса, построившего собственную версию Всемирной Академии. Ее двери распахнуты для всех жаждущих окунуться в мир парадоксальных идей, мудрой поэзии и мыслительной мощи бытия.http://fb2.traumlibrary.net.


Складка. Лейбниц и барокко

Похоже, наиболее эффективным чтение этой книги окажется для математиков, особенно специалистов по топологии. Книга перенасыщена математическими аллюзиями и многочисленными вариациями на тему пространственных преобразований. Можно без особых натяжек сказать, что книга Делеза посвящена барочной математике, а именно дифференциальному исчислению, которое изобрел Лейбниц. Именно лейбницевский, а никак не ньютоновский, вариант исчисления бесконечно малых проникнут совершенно особым барочным духом. Барокко толкуется Делезом как некая оперативная функция, или характерная черта, состоящая в беспрестанном производстве складок, в их нагромождении, разрастании, трансформации, в их устремленности в бесконечность.


Разрушающий и созидающий миры

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.



Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории

Вл. Соловьев оставил нам много замечательных книг. До 1917 года дважды выходило Собрание его сочинений в десяти томах. Представить такое литературное наследство в одном томе – задача непростая. Поэтому основополагающей стала идея отразить творческую эволюцию философа.Настоящее издание содержит работы, тематически весьма разнообразные и написанные на протяжении двадцати шести лет – от магистерской диссертации «Кризис западной философии» (1847) до знаменитых «Трех разговоров», которые он закончил за несколько месяцев до смерти.