Способы создания миров - [44]

Шрифт
Интервал

Правильность абстрактных визуальных или музыкальных произведений будет обладать такими аспектами как правильность их композиции, и здесь мы рискуем быть обвиненными во вторжении в священное царство красоты вместо того, чтобы ограничиться видами правильности, сопоставимыми с истиной. Любой такой протест послужил бы свидетельтвом отношения, противоположного моему настоянию на непрерывности, единстве и близости искусства, науки и восприятия как отраслей создания миров. Правильность абстрактных произведений или не-денотирующих аспектов не-абстрактных произведений не является ни идентичной истине, ни полностью чуждой ей; и то, и другое — разновидности более общего понятия правильности. Если мы скажем, что красота или эстетическая правильность является истиной или что она несопоставима с истиной, то это будут, как мне кажется, одинаково вводящие в заблуждение лозунги, и я упоминаю здесь о красоте только для того, чтобы исключить ее из дальнейшего рассмотрения.

Мы видели ранее, что произведения или другие символы, которые не объявляют, описывают или представляют что-либо, буквально или метафорически, или даже не подразумевают обозначения чего-либо, могут представлять миры путем экземплификации. Что составляет правильность или неправильность такой экземплификации? Когда правилен образец?

Наиболее очевидно, так же, как предикат или другой ярлык может неправильно применяться к данному предмету — как, скажем, «красный» к зеленому предмету — так и предмет может быть неправильным образцом в том, что он не является даже инстансом ярлыка, не обладает рассматриваемым свойством. Но также нечто может быть инстансом предиката или свойства, не будучи его образцом, как в случае с портновским образчиком, который является инстансом некоторого размера и формы, но не их образцом, так как он не указывает на эти признаки.

Поэтому следующий вопрос — может ли фактический образец признака[118] все еще не быть его правильным образцом. Мы заметили, что даже в том случае, когда все исследованные изумруды зиние, индуктивный аргумент "Все изумруды — зиние" является неправильным, и что даже при том, что пленники двигались, охрана не должна была стрелять в них. Но, хотя это может дать некоторые намеки в подходе к нашему вопросу, здесь еще нет никакого непосредственного ответа.

Говоря обычным языком, мы различаем между свойствами "не быть образцом признака" и "быть образцом, но нетипичным". Портновский образчик, отрезанный от штуки ткани и используемый в качестве образца — не всегда показательный образец. Он может быть слишком мал, чтобы продемонстрировать узор вообще или так вырезан, что покажет составляющий мотив только частично или во вводящем в заблуждение направлении. Пять образцов, показанные на рис. 5, могут все происходить из одной штуки ткани. Каждый содержит то же количество материи, что и остальные, и, конечно, ни один не содержит целый узор, который может состоять из многих длинных полос.[119]

Все же среди этих пяти нижний правый может быть единственным показательным образцом. Почему это так? Что это означает?

Прежде, чем мы попробуем ответить, рассмотрим несколько отличный случай: образцы смеси семян трав в данной бочке. При желании мы можем применить любой из двух критериев для определения показательности образца смеси: что смесь в образце находится в той же самой пропорции, как и во всей бочке, или что образец был взят показательно в том отношении, что содержание бочки полностью размешалось, части образца взяты с разных уровней и т. д. Хотя объяснение для первого критерия ясно, такие критерии неприменимы во многих случаях, и мы обращаемся к намного сложнее защищаемым критериям, подобно второму. Когда мы знаем пропорцию различных родов семян в бочке, мы можем сделать образец показательным в первом смысле, сохраняя пропорции в образце теми же. Но когда мы берем пробы морской или питьевой воды, мы не можем знать — хотя надеемся — что образцы являются показательными в первом смысле. Мы полагаемся на то, что мы считаем способом взятия показательных образцов, как на основание для предположения, что наша проба точно отражает состав воды в гавани или емкости. Но что определяет такую показательность в осуществлении выборки?

Вопрос — и ответ — приводит к известному кругу. Показательный образец в этом смысле — тот, который может быть правильно отображен на узор или смесь, или другой релевантный признак целого или следующих образцов. Такая показательность или отображаемость, скорее чем требование или гарантия соглашения между произведенным отображением и действительным признаком целого или следующих образцов, зависят от соответствия хорошей практике в интерпретации образцов — и в восхождении от образца к рассматриваемому признаку,[120] и в определении, является ли этот признак отображаемым. Хорошая практика, в свою очередь, зависит от привычки, подвергаясь непрерывному пересмотру под влиянием разочарования и новых изобретений. Когда результаты правильно сделанных предсказаний неверны, неудачу можно списать на невезение или, если такие случаи заметны или распространены, то представления о том, что составляет хорошую практику, могут быть пересмотрены. Некоторое соответствие среди образцов — проверка хорошей практики и показательности образца, но такое соответствие сильно зависит также и от того, какие ярлыки или роды являются релевантными и правильными. Таким образом, здесь так же, как в обычной индукции, важнейшим фактором является новое укоренение предикатов, определяющее, что именно экземплифицируется, правильно ли взят образец, является ли экземплифицируемый признак отображаемым и что составляет соответствие среди образцов. Действительно, отображаемость очевидности отличается от показательности образца прежде всего тем, что очевидные свидетельства и гипотезы суть утверждения, а образцы и то, что они экземплифицируют, могут быть неязыковыми. Таким образом, некоторые образцы и невербальные ярлыки или признаки, экземплифицированные ими или отображаемые из них, в отличие от утверждений очевидности и гипотез, могут принадлежать к таким символьным системам, которые не являются ни денотационными, ни артикулированными.


Рекомендуем почитать
Вырождение. Современные французы

Макс Нордау"Вырождение. Современные французы."Имя Макса Нордау (1849—1923) было популярно на Западе и в России в конце прошлого столетия. В главном своем сочинении «Вырождение» он, врач но образованию, ученик Ч. Ломброзо, предпринял оригинальную попытку интерпретации «заката Европы». Нордау возложил ответственность за эпоху декаданса на кумиров своего времени — Ф. Ницше, Л. Толстого, П. Верлена, О. Уайльда, прерафаэлитов и других, давая их творчеству парадоксальную характеристику. И, хотя его концепция подверглась жесткой критике, в каких-то моментах его видение цивилизации оказалось довольно точным.В книгу включены также очерки «Современные французы», где читатель познакомится с галереей литературных портретов, в частности Бальзака, Мишле, Мопассана и других писателей.Эти произведения издаются на русском языке впервые после почти столетнего перерыва.


Несчастное сознание в философии Гегеля

В книге представлено исследование формирования идеи понятия у Гегеля, его способа мышления, а также идеи "несчастного сознания". Философия Гегеля не может быть сведена к нескольким логическим формулам. Или, скорее, эти формулы скрывают нечто такое, что с самого начала не является чисто логическим. Диалектика, прежде чем быть методом, представляет собой опыт, на основе которого Гегель переходит от одной идеи к другой. Негативность — это само движение разума, посредством которого он всегда выходит за пределы того, чем является.


Проблемы жизни и смерти в Тибетской книге мертвых

В Тибетской книге мертвых описана типичная посмертная участь неподготовленного человека, каких среди нас – большинство. Ее цель – помочь нам, объяснить, каким именно образом наши поступки и психические состояния влияют на наше посмертье. Но ценность Тибетской книги мертвых заключается не только в подготовке к смерти. Нет никакой необходимости умирать, чтобы воспользоваться ее советами. Они настолько психологичны и применимы в нашей теперешней жизни, что ими можно и нужно руководствоваться прямо сейчас, не дожидаясь последнего часа.


Зеркало ислама

На основе анализа уникальных средневековых источников известный российский востоковед Александр Игнатенко прослеживает влияние категории Зеркало на становление исламской спекулятивной мысли – философии, теологии, теоретического мистицизма, этики. Эта категория, начавшая формироваться в Коране и хадисах (исламском Предании) и находившаяся в постоянной динамике, стала системообразующей для ислама – определявшей не только то или иное решение конкретных философских и теологических проблем, но и общее направление и конечные результаты эволюции спекулятивной мысли в культуре, в которой действовало табу на изображение живых одухотворенных существ.


Ломоносов: к 275-летию со дня рождения

Книга посвящена жизни и творчеству М. В. Ломоносова (1711—1765), выдающегося русского ученого, естествоиспытателя, основоположника физической химии, философа, историка, поэта. Основное внимание автор уделяет философским взглядам ученого, его материалистической «корпускулярной философии».Для широкого круга читателей.


Онтология поэтического слова Артюра Рембо

В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.