Сполохи - [22]

— Хорошо. — Валя кивнула.

Он достал из-под сиденья оцинкованное ведро, газету, протер ею ведро. Валя уже ходила меж деревьев, там был муравейник и на солнышке грел голову красный мухомор — стало быть, где-то рядом под елкой сидел боровик.

Все-то они собирать будут вместе — и ягоды, и грибы. Не всерьез, понятно, на серьезную охоту идут спозаранку, чтоб на рассвете уже быть в лесу и чтоб хорошенько вымокнуть в росе. Тогда не по резаным корням — это работа грубая, а по нетронутости росы и мокрой паутине поперек тропы определяешь, прошли ли здесь до тебя грибники. Для такой охоты время еще никак не настало.

Кого-то шумнули в чаще — послышался топот, затрещали кусты и валежник. Должно быть, это были лоси или кабаны. На просеке друг за дружкой поднялись и стремительно ушли за ели тетерева. И вновь установилась настороженная тишина.

На сосне незаметно сидела и незаметно наблюдала за «газиком» и пассажирами серая ворона. И она видела, как Кучинский доставал ведро, как протирал газетой, как что-то забросил в папоротники. И когда люди отошли от машины, ворона снялась и разыскала в папоротниках то, что бросили. Увы, это был несъедобный, старый срезанный болт.

Белка вскапывала грядку. На этой грядке она будет выращивать боровики. Над дорогой нависал мощный сук сосны. На таких суках обычно устраиваются рыси, следят за дорогой, караулят зайцев.

— А ведь ты не боишься леса, — сказал вдруг Кучинский.

— Нет, конечно. Я выросла в лесах.

— И потом — всю жизнь одна…

Валя не ответила. Напрасно он так. Глупые бабы не подозревают, что и это счастье — бояться по ночам, когда твой мужик в отлучке. Для нее даже быть трусихой — роскошь…

Это кто там сидит, говорил себе Кучинский, присматриваясь. Ага, Сыроежкин. Ты червивый небось, Сыроежкин… А лисички меленькие, еще глупые. Должно быть, это их вторая или третья волна за лето… Право, хорошее место, видит бог, что хорошее. Тут хорошо живется грибам. Грибы растут там, где и тебе было бы приятно расти. Чтоб елки были, осины, березы. И чтоб в меру травы, вдосталь влаги, тепла.

Боковым зрением Кучинский увидел что-то неладное под елкой, нет, скорее почувствовал, что под елкой царит какая-то особенная торжественная тишина. Уважительная, что ли. Он метнул туда взор, сел на корточки, пригляделся. Так и есть, сидит боровик, солидный, как министр без портфеля!.. И столько в нем было растительной силы, что даже лопнула нога.

— Ва-аше превосходительство, здравствуйте!.. Перепоручая себя благорасположению вашего сиятельства, — бормотал Кучинский, в нетерпении продираясь сквозь чащу, — с глубочайшим почтением и совершенной преданностью честь имею быть, милостивый государь Boletus edulis, вашего сиятельства нижайшим и покорнейшим слугою… коленопреклоненным слугою, — добавил он, плюхаясь на коленки. — Как же ты хорош, мой милый, как хорош, собака!.. Полжизни, полцарства, полколхоза за тебя… Надеюсь, ты простишь мне эту дружескую болтовню…

Его руки дрожали — ведь это был первый настоящий гриб в сезоне. Кучинский коснулся губами макушки боровика, внимательно огляделся — нет ли здесь еще и, пригибаясь, полез обратно.

— Валя! — позвал он, хотя считал, что на грибной охоте, как и на рыбалке, кричать не следует. Шум распугивает и грибы.

Но не увидел Вали, не услышал ее шагов. Он постоял, прислушиваясь, и снова позвал:

— Валя!.. Ау!..

Уж не обидел ли я ее, тревожно подумал Кучинский.

— Ау! — наконец отозвалась Валя, делая, как он, это смешное ударение на «а».

Кучинский пошел на ее голос, цепляясь ведром за елочки и держа свой трофей в руке.

— Ну, что у тебя? — спросил он.

— Вот, — сказала Валя, показывая четыре ядреных боровика.

Кучинский присвистнул.

— У тебя чистое сердце, — сказал он. — Такие грибы злым людям не даются.

Они стояли, склонив головы над грибами, и Кучинский услышал тонкий запах Валиных волос и смутился.

— Найдем еще парочку да поедем, — уронил он вдруг виновато. — Время…

И снова был гриб. В шляпе, надвинутой на глаза. Словно это был товарищ Бени с Молдаванки или Вани Курского из «Трактористов».

— Здравствуй, милый! — сказал ему Кучинский и нырнул под ветки. — Ну, здорово же! Ты почему не отвечаешь?.. Или своих не узнаешь?

Гриб насупился еще больше, стал глядеть в сторону. Во рту он держал обслюнявленный чинарик. Руки он подавать демонстративно не хотел.

— Какой сердитый!.. — озадаченно пробормотал Кучинский. — «Дождик капал на рыло и на ручку нагана…» Но все равно я тебя срублю, у меня безвыходное положение, братишка…

— Дождались вы от него хоть слова? — спросила Валя, когда Кучинский выбрался из елок.

— Дождался, — усмехнулся Кучинский.

— Что же он сказал?

— А! Нецензурное слово.

Гриб высунулся из ведра и в четыре пальца оглушительно свистнул: «Атанде!..» И долгим звоном отозвалось ведро. Под елками там и сям послышался топот — братва разбегалась.

— М-да, — сказал Кучинский, — связались мы с тобой… Поедем? — сказал он Вале. — Делать здесь больше нечего.

— Тили-тили-тесто, — подал голос гриб.

— Помолчал бы, — поморщился Кучинский. — Ведешь себя, как мальчишка.

Кучинский и Валя завернули еще к одному приметному местечку, нашли с десяток грибов и продолжили путь.