Сперонара - [33]

— Вы голодны?

— Еще бы, — ответили мы в один голос. — Мы не ели уже почти сутки.

— Что ж! Обедайте, и я обещаю вам Сицилию на десерт.

— Ветер дует с Сардинии? — спросил хозяин судна.

— Да, капитан, — ответил Нунцио.

— Значит, мы будем в Мессине сегодня?

— Сегодня вечером, через два часа после молитвы "Аве Мария".

— Это верно? — спросил я.

— Так же верно, как Евангелие, — откликнулся Пьетро, накрывая на стол. — Ведь сам старик это сказал.

В тот день не было возможности ловить рыбу, так что пришлось свернуть шею двум-трем цыплятам; нам подали также дюжину яиц и принесли из трюма две бутылки бордо, после чего мы пригласили капитана отобедать вместе с нами. Поскольку он был страшно голоден, его не пришлось уговаривать так долго, как накануне. Впрочем, сказав, что Пьетро накрыл на стол, я выразился метафорически. Дело в том, что накрытый стол тотчас был опрокинут, и нам пришлось есть стоя, прислонившись к какой-то опоре, в то время как Джованни и Пьетро держали подносы. Остальные члены команды последовали нашему примеру. Только старый Нунцио, казалось не чувствовавший усталости, голода и жажды, продолжал оставаться у руля.

— Скажите-ка, капитан, — спросил я у нашего сотрапезника, — не будет ли беды, если мы пошлем рулевому бутылку вина?

— Гм! — произнес капитан, озираясь вокруг. — На море еще сильное волнение, и судно вот-вот зачерпнет бортом.

— Ну, тогда хотя бы стаканчик?

— О! Стаканчик — это не страшно. Послушай, — сказал капитан, обращаясь к Пеппино, который только что появился на палубе, — послушай, возьми этот стаканчик и отнеси его старику, только не пролей, ясно?

Пеппино скрылся в каюте, и минуту спустя мы увидели над ее крышей голову рулевого, вытиравшего рот рукавом, в то время как мальчик уносил пустой стакан.

— Спасибо, ваши превосходительства, — произнес Нунцио. — Гм! Гм! Спасибо. Недурно, не так ли, Винченцо?

И тут появилась вторая голова.

— Вино и вправду хорошее, — промолвил Винченцо, сняв шапку, и исчез.

— Как! Их там двое? — спросил я.

— О! В непогоду они никогда не расстаются: это старые друзья.

— Значит, еще один стаканчик?

— Ладно, еще один! Но этот будет последним.

Пеппино отнес на корму наше второе приношение, и вскоре мы увидели руку, которая протягивала Нунцио стакан, осушенный точно наполовину. Нунцио снял шапку, поклонился нам и выпил.

— А теперь, ваши превосходительства, — сказал он, вернув пустой стакан Винченцо, — я полагаю, что если вам угодно будет повернуться в сторону Сицилии, то скоро вы кое-что увидите.

Действительно, несколькими минутами раньше стали ощущаться порывы ветра, который дул с Сардинии и которым мы воспользовались, развернув небольшой латинский парус, поднятый на верх носовой мачты. При первом же дуновении этого ветра туман, нависший над морем, стал подниматься, подобно дыму, отдаляющемуся от очага, и постепенно открывать берега Сицилии и горы Калабрии, на первый взгляд составляющие от мыса Бьянко до выступа Пеццо один и тот же материк, над которым господствовала огромная вершина Этны. Легендарная, овеянная мифами земля Овидия, Феокрита и Вергилия предстала, наконец, взорам, и наше судно, подобно кораблю Энея, шло к ней на всех парусах, будучи уже не под защитой древнего морского бога Нептуна, а под покровительством Девы Марии, нынешней путеводной звезды моряков.

БЛАГОРОДНАЯ МЕССИНА

Мы быстро приближались к берегу, пожирая глазами круговую перспективу, открывавшуюся перед нами подобно гигантскому амфитеатру. В полдень мы оказались вблизи мыса Пелоро, названного так по имени кормчего Ганнибала. Африканский полководец убегал в Азию от римлян, преследовавших его в Африке, и, добравшись до места, где мы теперь находились и откуда невозможно разглядеть пролив, решил, что его предали и загнали в бухту, где враги собираются окружить его и взять в плен. Ганнибал был человеком скоропалительных и крайних решений; он взглянул на свою руку: кольцо с ядом, которое он носил постоянно, по-прежнему было у него на пальце. И тогда, уверенный в том, что молниеносная смерть избавит его от позора рабства, полководец пожелал, чтобы тот, кто его предал, отправился к Плутону и доложил о его скором прибытии; отказавшись предоставить кормчему двухчасовую отсрочку, о которой тот просил, чтобы оправдаться, Ганнибал приказал бросить беднягу в море; два часа спустя он убедился в собственной ошибке и назвал именем несчастной жертвы мыс, который из-за своей протяженности скрыл от взора полководца пролив; это название, плод запоздалого раскаяния, увековеченного историками, сохранилось вплоть до наших дней.

Между тем с каждой минутой складки местности на берегу становились все более явственными для наших глаз; белоснежные селения выделялись на ее зеленоватом фоне; мы начали различать античную Сциллу, это чудовище с женской грудью и туловищем, опоясанным ненасытными псами: оно вселяло ужас в древних моряков, и избегать его настойчиво советовал Энею провидец Гелен. Мы же оказались менее осторожными, чем троянский герой, хотя только что, как и он, едва уцелели во время бури. Море снова стало совершенно спокойным, и вместо смолкнувшего собачьего лая слышался лишь шум моря, бившегося о берег; современная Сцилла раскинулась перед нами во всей своей живописности, с древними скалами, увенчанными крепостью, которую возвел Мюрат, и с каскадом домов, спускающихся к морю с вершины горы, подобно стаду, бегущему на водопой. Я спросил у капитана, нельзя ли сбавить скорость нашего движения, чтобы я успел распознать с картой в руках все эти города со звучными и поэтичными именами; моя просьба как нельзя лучше совпадала с его намерениями. Наша сперонара, слишком гордая и кокетливая, чтобы войти в Мессину в том плачевном виде, в каком она все еще пребывала после бури, и сама нуждалась в короткой остановке, необходимой для того, чтобы починить сломанную рею и оснастить ее новыми парусами. Судно легло в дрейф, чтобы матросы могли спокойнее выполнять свою работу. Я взял свой дневник и стал делать в нем записи; Жаден взял свою папку для эскизов и принялся зарисовывать берег. Так быстро и с пользой пролетели два-три часа; затем, когда каждый покончил со своим делом, мы опять взяли курс на Мессину, и наше маленькое судно вновь принялось рассекать морскую гладь столь же стремительно, как птица, спешащая в свое гнездо.