Сперонара - [21]

«Чтобы я вас не губил? Что вы хотите этим сказать?»

«Я хочу сказать, чтобы вы меня не выдавали; когда мы прибудем на Сицилию, я удвою обещанную вам сумму».

«Я получил двести дукатов за то, чтобы отвезти вас в Мессину; вы должны отдать мне еще двести перед тем как сойти на берег; я получу обещанные деньги и ни на грано больше».

«А также выполните взятое на себя обязательство: доставить меня на сушу в целости и сохранности, не так ли?»

«Я доставлю вас на сушу, причем так, что ни один волос не упадет с вашей головы, но, как только мы окажемся на берегу, нам придется свести счеты; за мной должок — удар ножом, и тогда мы будем квиты».

«Вы убьете меня, капитан?»

«Мерзавец!» — воскликнул я. — Это тебе и таким, как ты, пристало убивать".

"Но в таком случае, что вы хотите сказать?"

"Я хочу сказать, что, раз уж вы так ловко орудуете ножом, мы оба пустим его в ход; все преимущества на вашей стороне, ведь вы уже выиграли первую партию".

"Но я не умею драться на ножах".

"Чего уж там! Бросьте, — ответил я, расстегивая рубашку и показывая ему свою грудь, — рассказывайте это кому-нибудь другому; к тому же это не трудно: каждый садится в бочку, его левую руку привязывают к телу, и оба начинают действовать, условившись перед этим выпускать острие ножа на один дюйм, два дюйма или все лезвие. Что касается последнего пункта, то здесь все ясно, и, если вы не против, мы будем драться, используя все лезвие целиком, ведь в прошлый раз вы так славно ударили, что всадили в меня нож по самую рукоятку".

"А если я откажусь?"

"О! Если вы откажетесь, это другое дело: я высажу вас на берег, как и обещал, дам вам час на то, чтобы вы ушли в горы, а затем извещу об этом судью; и тогда вам придется поостеречься, так как, видите ли, если вас схватят, то вздернут на виселице".

"А если я соглашусь на поединок и убью вас?"

"Если вы меня убьете, что ж, тогда и дело с концом".

"Меня не станут преследовать?"

"Кто же? Мои друзья?"

"Нет, правосудие!"

"Помилуйте! Разве найдется хотя бы один сицилиец, который подаст на вас в суд за то, что вы убили меня в честном бою? Убили, так убили".

"Хорошо! Я буду драться: решено".

"Ну что ж, спите спокойно, мы поговорим об этом снова в Контессе или Скалетте. А до тех пор судно в вашем распоряжении, ведь вы за это платите; гуляйте по палубе сколько вам угодно, я же пойду к себе".

Я спустился в люк. Разбудив Пьетро, я рассказал ему обо всем, что произошло. Что касается Нунцио, незачем было что-либо ему рассказывать: он и так все слышал.

"Ладно, капитан, — сказал Пьетро, — не волнуйтесь, мы не будем спускать с него глаз".

На следующий день, в два часа пополудни, мы прибыли в Скалетту; я оставил часть команды на судне, и мы сели в шлюпку: Гаэтано Сферра, Пьетро, Нунцио и я.

Ступив на берег, Нунцио и Пьетро встали один справа, другой слева от нашего пассажира, из опасения, как бы ему не вздумалось сбежать; он это заметил.

"Ваши меры предосторожности бесполезны, капитан, — сказал он мне, — раз уж речь идет о дуэли, будь-то на пистолетах, на шпагах или на ножах, не суть важно, я весь ваш".

"Значит, — ответил я, — вы даете мне честное слово, что не попытаетесь убежать?"

"Даю".

Я сделал знак Нунцио с Пьетро, и они отошли, чтобы он мог идти один.

— Все равно, — произнес Пьетро, снова вмешиваясь в разговор, — мы и так не спускали с него глаз.

— Это не имеет значения. Так или иначе, — продолжал капитан, — начиная с этого момента о нем нельзя сказать ничего дурного.

— А я и не говорю, — вставил Пьетро.

— Мы продолжали идти по дороге и минут через десять оказались у папаши Маттео, славного старика, истинного сицилийца, который содержит небольшой трактир "У золотого якоря".

"Здравствуйте, папаша Маттео, — сказал я ему. — Вот в чем дело: мы с этим господином поссорились и хотели бы разрешить свой спор с помощью ножа; у вас ведь найдется комната, которую вы сможете нам для этого предоставить, не так ли?"

"Целых две, ребята, целых две", — ответил папаша Маттео.

"Не надо две; две — это было бы чересчур, любезный, одной будет достаточно. Ну, а если что-нибудь случится — все мы смертны, и беду долго ждать не приходится — словом, если что-нибудь случится, вы знаете, что надо будет сказать. Мол, мы обедали, этот господин и я, повздорили и пустили в ход ножи: вот и все; разумеется, если кого-нибудь из нас убьют, то именно он окажется во всем виноватым".

"Ну, это уж само собой", — ответил папаша Маттео.

"Если я убью этого господина, то мне незачем давать вам указания, его похоронят достойно, как подобает хоронить горожанина; платить буду я. Если же этот господин убьет меня, то на сперонаре найдется, чем расплатиться за расходы. Впрочем, вы ведь откроете мне кредит, не так ли, папаша Маттео?"

"Не в упрек вам скажу, капитан, это будет не впервые".

"Да, но это будет в последний раз. В таком случае, папаша Маттео, запомните хорошенько: если меня убьют, этот господин свободен как ветер, ясно? Он может ехать куда захочет и на чем захочет; если же его арестуют, то это я искал с ним ссоры; я был навеселе, выпил лишнего и получил от него по заслугам: да вам и так все понятно!"

"Вполне".

"А теперь приготовь-ка обед, старина. Ты, Пьетро, сходи и купи два совершенно одинаковых ножа; тебе известно, какие нужны. Ты, Нунцио, сбегай за священником. Кстати, — продолжал я, повернувшись к Гаэтано, который с полнейшим безразличием слушал все эти наставления, — мне следует вас предупредить, что я собираюсь заказать мессу: ее отслужат только завтра утром, но это не имеет значения, я так решил. Если вы тоже хотите заказать мессу, чтобы у меня не было перед вами никаких преимуществ и чтобы Бог не принял ни вашу, ни мою сторону, — вы вправе это сделать; фра Джироламо совершает богослужения лучше всех".