Спасти царевича - [16]

— Обворожительно, — с непередаваемой интонацией восхитился царевич.

Витенька пришпорил коня, спасаясь от наших разговоров, так что мы вынуждены были также ускориться и, как следствие, замолчать.

Несколько часов бешеной скачки слились в одно бесконечное мгновение. Я устала, сильно хотелось есть, ну или хотя бы выпить чего-нибудь горячего, но гордость не позволяла просить пощады. Вон даже царевич и тот едет тихонечко, не ноет. Чем я хуже?

По прошествии какого-то времени мне приперло еще и э-м-м… в кустики. И погода, как назло, совсем не та, чтобы просить задержаться возле… елочек. Мороз обжигал разгоряченные щеки.

Почему герои сказок могут скакать на буланом жеребце три дня и три ночи?! И ни спать им, при этом не надобно, ни есть, и даже кустики совсем не беспокоят! В реальной жизни все совсем по-иному…

— Сколько еще до Озерного? — Его Высочество снова поравнялся с Витенькой.

— Через пару верст будет деревенька, а за ней уже имение видно, — неохотно сообщил брат.

— В деревне остановимся.

— Почему это?

— Царевич Елисей приказал. Как вам, капитан, такая причина?

— Я подчиняюсь лично цесаревичу, и приказ мне уже отдан.

— И какой же?

— Быть мамкой Вашему Высочеству!

— Замолкните. Оба! — меня было едва слышно от усталости. — Младший царевич и капитан гвардии, а треплетесь, как две торговки на рынке. Ежели мы в той деревне не остановимся, то дальше меня повезете, перекинув через седло.

— Но ежели там…

— Засада? Нечего было кругами ездить. К тому же с нами дама, — царевич, как мне показалось, обеспокоенно смотрел в мою сторону.

Я оскорблено приосанилась, стискивая поводья задубевшими пальцами.

Деревенька при ближайшем рассмотрении оказалась большой, дворов на пятьдесят, со своей стеной и внушительными воротами, по традиции распахнутыми настежь. Мы подъехали к постоялому двору. Просторная хата с намалеванной красками, пестрой вывеской, частично скрытой под снегом, ютилась подле самых ворот. Мы торопливо спешились. Посидеть в тепле хотелось всем.

Оставив лошадей на попечение юркого мальчишки, мы зашли внутрь. Царевич брезгливо осмотрел скромное убранство: выскобленные ножом столы, линялые занавески и колченогие табуретки.

— Надеюсь, не отравимся, — страдальчески вынес вердикт Его Высочество, осторожно усаживаясь за ближайший стол. Я присела напротив, снимая шапку и варежки.

Витя махнул рукой, подзывая девицу с подносом. Та при виде брата расплылась в улыбке и поспешила к нам, проворно уворачиваясь от столкновения с не совсем трезвыми телами снующими от входа и обратно.

— Горяченького, или откушать изволит барин?

Что-то мне подсказывало, что предлагаемое «горяченькое» может удовлетворить не только гастрономические потребности барина.

Царевич стянул с головы шапку, и взгляд разносчицы мгновенно перекочевал на него. Стоило признать, чуть уставший, зарумянившийся с мороза Его Высочество был весьма привлекателен. И что самое занятное, с каждой верстой, отделяющей его от Стольного града, царевич менялся, оживал, пока совсем перестал соответствовать тому образу заморской фарфоровой куклы, который заботливо подсовывала мне пострадавшая память.

Заметив мой взгляд, Его Высочество неожиданно улыбнулся. Я смутилась и поспешила отвернуться. Разглядывать скудное убранство просторного помещения оказалось даже занятно.

Надобно справедливо заметить, что еда была весьма сносной, несмотря на скудность обстановки. Не успела я сделать несколько глотков горячей травяной настойки и согреть руки о кружку, как на столе появились до краев наполненные тарелки. Пахли они отменно, так что я, не мешкая, потянулась за деревянной ложкой.

— Сие вообще съедобно? — осторожно уточнил царевич, задумчиво изучая появившееся перед ним блюдо.

Разносчица, судя по всему, дочка хозяина заведения, фыркнула недовольно и удалилась.

— Весьма, — отрубил Витенька, ловко цапнув у меня из-под носа хлебную краюшку с поджаристой корочкой. Я завистливо вздохнула и взяла другой кусок.

Не видя в нас поддержки своим опасениям, царевич посетовал на отсутствие вилки, обреченно взглянул по сторонам и тоже принялся за еду.

Я усмехнулась. Простого люда батюшка наш никогда не чурался и нам не дозволял. Учил, что смотреть на человека надобно со стороны поступков его, а не чинов и званий. В детстве и в юности мы охотно проводили время с деревенской ребятней, не видя в том ничего зазорного. Мне так вообще больше нравились сидеть за обедом в просторной хате деревенского старосты, с дочкой которого мы были очень дружны, чем на званых вечерах у бабушки в Стольном граде, коих я старательно и избегала. В связи с чем манеры мои хромали преизрядно.

Прикончив содержимое тарелки раньше остальных, я решила вернуться к первоначальному плану и отлучиться в кустики, точнее, на задний двор. По дороге я вежливо, но непреклонно отклонила пару непристойных предложений. Одного особенно пьяного, а потому наглого типа пришлось даже стукнуть. Но я извинилась.

Мое «сольное» плавание длилось совсем недолго, а потому я была весьма удивлена, заметив издалека своих спутников, беседующих во дворе с шайкой (иначе и не скажешь) мужиков злобного вида. Их главарь, задвинув на затылок ушанку, завязки которой агрессивно торчали в разные стороны, активно жестикулировал, втолковывая что-то Вите. На лице брата застыло доброжелательное и участливое выражение.