Упорствующим в своих стремлениях и желаниях судьба всегда дает возможность…
…после сожалеть об этом.
…и жили они долго и сча́стливо…
Какая скука!
Я с силой захлопнула книгу. Что за история такая, а?! Все, как заведено: богатырь-царевич спас красу-девицу, победил чудище о семи головах и женился. Да нет, не на чудище, сие было бы хоть какой-то новизной и приятным поворотом сюжета.
Труд сей бесценный какого-то бумагомарателя обошелся батюшке аж в пять золотых! Уж лучше бы он мне бусы привез, честное слово.
Я еще раз взглянула на книгу.
Нет, вещь, без сомнения, сто́ящая как в прямом, так и в иносказательном смысле. Весит как добрый камень. Ежели что, ею можно и от разбойников отбиваться. Корешок имеет из тисненой кожи, но самое занятное в ней — картинки: цветастые, на весь разворот.
Я открыла книгу и в очередной раз с сомнением изучила румяного царевича со стогом сена на голове и мечом в руках, которому позавидовали бы и былинные герои. Рядом, то есть, на той же картинке, краса-девица с голубыми глазами на пол лица сползала по стеночке за могучей спиной спасителя. Выпученные глаза ее отражали то ли крайний испуг, то ли столь же сильную веру в царевича. Сути сие не меняло. Чудище на страницу не поместилось, но судя по грозно сдвинутым бровям царевича, было где-то тут, недалече.
Аж, смотреть противно! Ну почему нельзя по-иному?! Например… Краса-девица, а может вовсе и не краса, просто девица, спасает царевича от… да хотя бы и от чудища! Я старательно представила себе ту же девицу, но с нормальными глазами, держащую в руках меч, пусть и не такой внушительный как у царевича. Сам спасаемый, ну пусть… хоть и прикованный к стене какими-нибудь цепями могучими (чтобы чудище побеждать не мешал) смотрит на девицу, пусть и не красу, взглядом, полным обожания! Чем не сказочка?
Дала младшая из княжон Луговских, я, то есть, себе зарок: в подобной ситуации поступить надлежащим образом, не ждать у моря погоды в башне высокой, а само́й спасти царевича от участи незавидной! А княжне, пусть и младшей, держать до́лжно слово свое, вот и маюсь… Со скуки! Ведь из чудищ за околицей лишь торгаши иноземные, да и царевичей, нуждающихся в спасении, пока не попадалось…
Я вздохнула, безо всякого счастья возвращаясь с небес на скучную землю.
Экипаж подскочил на ухабах, и я с возгласом уронила книгу. Сестры взглянули неодобрительно, маменька же продолжала мирно спать на мое счастье. Ругаясь под нос словами, которые девице в моем возрасте и знать-то не положено, я подняла труд, истинно монументальный, и с тоской уставилась в окно.
Жили мы (князь Луговской с домочадцами, челядью и слугами) в просторном имении недалече от стольного Софийского града, дарованном нашему батюшке царской милостью вместе с княжеским титулом за верность и честь, которые так и не удалось поставить под сомнение. Ну и за личную выслугу на военном поприще. Так что, дорога в большой город для шумного семейства отставного вояки занимала всего четыре часа в просторном закрытом экипаже.
Заснеженные просторы родного края…
…успели надоесть еще за первый час пути. Оставалось только слушать вполуха болтовню сестер, обмениваться тоскливым взглядом с маменькиной заморской собачонкой и листать книгу про подвиги царевича, мнение о которых я успела составить уже через дюжину страниц.
Как же мне хотелось, чтобы что-то произошло. Ну хоть… разбойники напали (на чудище я и не надеюсь), или еще какой казус приключился…
Но нет. Время шло, а экипаж все так же бодро подпрыгивал на ухабах. Маменька спала, сестры обсуждали наряды и кавалеров, а я, наизусть зная кто, с кем, в чем, и когда мечтает отказаться наедине на балконе/в парке, нужно выбрать, все больше и больше убеждалась в том, что ежели мне и суждено погибнуть во цвете лет, так только от скуки…
…И молвил тогда царевич Аннушке: «Жди меня три года, три дня и три ночи, как только исполню волю царя-батюшки,
вернусь к тебе, сдержу слово данное: приведу тебя в палаты Белокаменные И будем жить-поживать…»
В общем, треплом оказался царевич, «сгинул в пучине морской, не вернулся».
Потому как сказитель о заморском понятии «хеппи энд» понятия не имел ни малейшего.
Встреча с бабушкой, чопорной и суховатой мадам, прошла так же, как и в прошлом сезоне. И в позапрошлом, и пять лет назад. Не менялся ни нудный обед в честь приезда, ни выражение ее лица. Скука. Тут даже сестрицы со мной были согласны. С горем пополам дождавшись вечера, мы тайком сбежали из своих комнат и, собравшись вместе, принялись строить планы на бал, открывающий Зимние празднования.
Нэнси, наша старшенькая (матушка настояла, чтобы мы звали сестру на заморский манер), статная девица, а ежели не миндальничать, то просто каланча, была похожа на девицу с лубочных картинок с шикарной русой косой до пояса и огромными синими глазами.
Характером сестрица удалась в папеньку. Она была улыбчива, мила, не слишком болтлива. Идеальная жена для какого-нибудь самодурствующего князька. К ней сватались многие, но неизменно получали отказ. Сердце сестрицы принадлежало лишь одному человеку, и наше шумное семейство в порыве трогательного единодушия хранило ее тайну. Невозможность удачно вытолкать замуж Нэнси временами вгоняло маменьку в уныние, но не настолько, чтобы настаивать всерьез.
