Спасенный рудник - [37]

Директор уже знал, Что уполномоченный отпустил всех сопровождающих и отказался от дальнейшего осмотра шахт. Он встретил его явно недружелюбно, прервал на середине беседу с каким-то посетителем и сухо спросил:

— Что случилось?

— Почему обязательно что-то должно случиться?

— Но вы же отказались от плана, который мы вместе разработали.

— Чепуха! Просто не к чему мне по руднику в компании разгуливать. Я не дама, требующая сопровождения. Народу у вас не хватает, план не выполняете, а со мной то одни отрываются, то другие.

— Не понимаю. Твоя работа в интересах рудника, — переходя на «ты», видимо, чтобы ликвидировать возникший было между ними холодок, возразил Польников. — Подумаешь, если на пару часов оторвется горный мастер. Походит с тобой, покажет. Посоветуетесь. Быстрее все станет ясным.

— Нет. Меня такие экскурсии не устраивают, — отрезал Тарасов. — Первое представление о руднике у меня есть, и на пару часов, как ты говоришь, я в шахту спускаться не собираюсь. Мне там работать надо, — Что же ты хочешь?

— Вместо взвода сопровождающих прошу дать какого-нибудь немудрящего проводника — одного, лучше из стариков; они знают не только новые, но и старые выработки. Да и тот нужен мне ненадолго.

— Что же, ты начальство, сам и решай, — ответил Польников.

— А как с проводником?

— Поищем.

В разговор вмешался посетитель, сидевший около директорского стола и с явным интересом прислушивавшийся к беседе.

— Вот, поди, Иван Васильевич, как раз для меня самая подходящая работа. Похожу с вашим гостем по старым дыркам. Лучше меня их на всем Кара-Кызе едва ли кто знает.

Польников оживился.

— А нетрудно вам будет за товарищем Тарасовым поспевать? Он ведь быстрый, да и норовистый.

— Почему. Не в цирк пойдем, в шахту. Что знаю, покажу. Вперегонки там бегать не место, а норова и у меня на троих хватит.

— Простите, а вы кто будете? — заинтересовался Тарасов.

— Устиновы мы, я то есть. Почитай, всю жизнь на этих шахтах проработал. С подручного мальчика начал, до штейгера дослужился да провоевал в округе лет пять. Правда, из того стажа еще года два надо выбросить: то от хозяев, то от белых скрывался либо у околоточного в темной сидел. А теперь, видишь, говорят, не гожусь. То ли возрастом, то ли рылом, стало быть, не вышел.

— Зачем же так, товарищ Устинов, — перебил его Польников. — Вопрос о вашем уходе на пенсию решал не я один, а и партийная ячейка, и местком. В контору вы идти не хотите, да и работы тут для вас пока подходящей нет, а в шахте по возрасту трудновато.

— Но без дела-то я все равно не могу, хотя бы и так было.

— Найдем что-нибудь.

— Когда это еще будет.

— Иван Васильевич, — вмешался Тарасов, — верно, прикомандируй мне Устинова. Пожалуй, он и есть тот человек, которого мне здесь не хватает.

— Смотри, если хочешь, ладно, — нехотя согласился Польников.

— И еще раз прошу. Дай команду, чтобы за мной никто не таскался. Если понадобится, я дорогу найду и к главному инженеру, и ко всем другим. А тебя самого каждый вечер и кое-когда по утрам вижу.

С той поры Тарасов и Устинов почти не разлучались, хотя старик действительно оказался норовистым. Когда поселок только просыпался, они уже встречались у какой-нибудь шахты и, едва обменявшись приветствиями, начинали спуск.

Помимо обязанностей проводника на Устинове лежала заправка шахтерских ламп, он же подготовлял и несложный инструмент, который они брали с собой.

Тарасов любил ходить с геологическим молотком и зубилом. Молоток был для него самым удобным, а главное, привычным инструментом. Его делают из отличной стали. Одну сторону заостряют, а другую оставляют квадратной, как у обычного слесарного молотка. Только отверстие для деревянной ручки длиной шестьдесят— семьдесят сантиметров вырубается строго по центру тяжести. Длинная ручка позволяет нанести сильный удар с размаху или воспользоваться молотком, как крючком, которым можно залезть в такие места, куда не достанешь рукой. А если сделать на ручке деления через каждые пять — десять сантиметров, то она может служить еще и для приблизительных измерений. Широкое зубило незаменимо при расчистке стен и кровли выработок от пыли, копоти, окисленных кусков породы.

При помощи этих простых инструментов геолог старался видеть действительное строение горных пород, по которым шла выработка, а при надобности брал пробы.

Существует целая наука об опробовании и испытании полезных ископаемых. Чаще всего первую разведочную пробу берут простым отбором на глаз наиболее типичных кусков руды. Такая проба называется штуфной[9]. Она служит только для решения вопроса, есть ли здесь искомый полезный материал.

Затем начинается систематический отбор проб для определения содержания полезного элемента. По жиле или рудному телу пробивают аккуратную канавку — борозду обычно не больше десяти сантиметров по ширине и трех — пяти по глубине. Все осколки, выбитые из такой бороздки, собирают на подстилку — брезент, мешковину, а иной раз на плащ или куртку — и складывают в мешочек, снабженный номерком. На поверхности пробу разделывают: ее дробят, тщательно перемешивают, измельчают, снова перемешивают. Потом начинают сокращать: насыпают в виде конуса, разрезают его на четыре равных сектора и отбирают две противоположные части. Так сокращают пробу до тех пор, пока не останется пакетик весом в сотню граммов, достаточный для лабораторного исследования. А чтобы уменьшить возможность ошибки, и его делят пополам. Одну половину посылают на анализ, а вторую — дубликат — сохраняют до тех пор, пока не минует необходимость в повторном анализе.