Созидая на краю рая - [28]
Я вообще не уверена, что в силах вести такую активную половую жизнь.
Каллен впивается в меня поцелуем, наваливаясь большей частью своего веса. Даже не пытаюсь оттолкнуть его, мужественно терплю.
Стараюсь по мере возможности откликаться на его прикосновения, но в то же время думаю о своём сыне. Думаю о том, что иду на это только ради него.
Невольно вспоминаются моменты из прошлого: во время занятий любовью с отцом Тони мне было хорошо, мне было приятно, и мне не было ни капли больно. Всё проходило практически идеально, а теперь…
Чувствую себя так же, как султанские наложницы в исламских странах: не имею право сказать «нет», лишь наделена способностью терпения и обязана удовлетворять прихоти своего повелителя. Мой повелитель — Эдвард Каллен, теперь уже точно…
Я вспыльчивая, но я знаю свои приоритеты и возможности. Пять недель. Я должна быть здесь, как минимум пять недель, чтобы отработать ту сумму. Сегодня всё едва не рухнуло, и мне несказанно повезло, что Эдвард изменил своё решение по поводу счетов.
Главное, что сейчас всё в порядке. Я перетерплю, перебьюсь и переживу. Только бы был жив мой малыш…
И всё же хочется сопереживания, хочется сочувствия, хочется помощи… Ну не Каллену же рассказывать об этом!
Опускаю руку на кровать с затылка мужчины и чувствую под кожей что-то острое. Стреляю туда взглядом, замечая серебристую упаковку. В голове зреет вопрос, способный на пару секунд оттянуть кульминацию нашего «времяпровождения».
— Эдвард, можно кое-что спросить? — спрашиваю так, чтобы показать, что считаю его главным, признаю его непобедимость. Сложно её не признавать — не думаю, что кто-то ещё остался жив, после того, как сделал это. Опять же, вспоминается спутница Каллена из ресторана, которая была пристрелена в этом доме, и скорее всего, спала с ним, как и я, на этой кровати. Не постигнет ли та же участь меня? Вдруг меня тоже пристрелят? Он пристрелит. Пристрелит собственной, не дрогнувшей рукой?
— Какие ещё вопросы? — раздражённо и нетерпеливо спрашивает он, сильнее сжимая мои руки и тело в своих руках.
— Ты увлекаешься наркотой? — поднимаю пальцами упаковку с таблетками и слышу смешок мужчины.
— Тебя это волновать не должно, — шепчет он. — Ты здесь не для того, чтобы продвигать благотворительную акцию за здоровый образ жизни. Моя личная жизнь тебя не касается. И эти вопросы тоже. — Ударение на словах «моя» и «не касается» слышу вполне отчетливо и прикусываю губы почти до крови.
— Прости… — извиняюсь, но всё же не отвожу взгляд от пачки… — Эм-м, можно я попробую?
— Что? — от неожиданности он даже отрывается от меня, не веря, смотрит в глаза. Я тоже себе не верю. Понять не могу, зачем это сказала, наверное, просто из интереса. — Нет, — отрезает он, и вырывает упаковку у меня из рук, отшвыривая подальше. — Тебе это ни к чему, лучше делай то, что умеешь!
Рассеянно киваю, снова ощущая его губы на своей шее и груди, и ответно пытаюсь целовать его. Снова чувствую грубость, исходящую от него, и пытаюсь с ней смириться…
Интересно, у меня это когда-нибудь получится?
Что я буду делать дальше? И есть ли у меня выбор моего будущего? Кто творит свои судьбы: мы сами или череда событий?
Кто творит Мою судьбу?
Я?
Или Эдвард Каллен?
Глава 10 — Кривая пульса
— Как он?
— Без изменений, мисс Мейсен, — грустно сообщает уже знакомая мне медсестра — Эленика, которая является сиделкой Тони. — Доктор Маслоу ожидает Вас у себя в половине первого.
— Я буду, — сглатываю комок рыданий, подступающий при виде бледного сына, и смотрю на циферблат часов: у меня ещё десять минут.
Медсестра собирается уйти, но я прошу её остаться, чтобы узнать то, что меня волнует. Перевожу взгляд с Энтони на неё, стараясь говорить так, чтобы голос не дрожал:
— Эленика, сколько в твоей практике было пациентов, выходящих из комы?
— Я работаю здесь всего три года, — пытается увильнуть. Нет, не выйдет, хочу узнать статистику, даже если это мучительно больно. Очень больно.
— Сколько? — нервничая, тереблю пальцами свою блузку, не спуская с девушки глаз.
— Около двадцати, — шепчет она, опуская голову. Хмуро киваю, нагоняя на лицо полубезумную, отчаянную улыбку сумасшедшей:
— А сколько среди них детей?
— Ни одного… — она произносит это быстро, покаянно смотря на свои туфли, но через секунду максимализм, свойственный молодой женщине — ей около двадцати семи — заставляет добавить ещё кое-что, якобы способное меня утешить — Мисс Мейсен, ситуации у всех разные, и у вашего малыша тоже. Мне говорили, что есть случаи, когда дети поправляются после кардиогенного шока…
— И много таких? — я действительно мазохистка! Сижу здесь, около своего умирающего ребёнка, пытаясь саму себя убедить, что он не выживет. Я схожу с ума…
— Доктор Маслоу ждёт, — напоминает медсестра, указывая на дверь. — Я Вас провожу!
Рассеянно киваю, встаю и поправляю покрывало на тельце сына.
— Я скоро вернусь, малыш, — шепчу ему, пока целую лобик и поглаживаю щёчки. Вздыхая, опускаю руки и выхожу вслед за медсестрой.
Она ведёт меня по коридорам, держась на некотором расстоянии, опасаясь моих дальнейших вопросов. Зря. Всё что хотела, я уже узнала. Остальное спрошу у Джеймса. С его холодностью и бесчувственность это будет проще всего сделать — не нужно будет никому портить настроение.
Сочельник, восемь часов вечера, загородная трасса, страшная пурга и собачий холод. Эдвард Каллен лениво смотрит на снежные пейзажи за окном, раздумывая над тем, как оттянуть возвращение домой еще хотя бы на час… что случится, если на забытом Богом елочном базаре он захочет приобрести колючую зеленую красавицу?
Отец рассказывает любимой дочери сказку, разрисовывая поленья в камине легкими движениями рубинового перстня. На мост над автотрассой уверенно взбирается молодая темноволосая женщина, твердо решившая свести счеты с жизнью. Отчаявшийся вампир с сапфировыми глазами пытается ухватить свой последний шанс выжить и спешит на зов Богини. У них у всех одна судьба. Жизнь каждого из них стоит три капли крови.
Для каждого из них молчание — это приговор. Нож, пущенный в спину верной супругой, заставил Эдварда окружить своего самого дорогого человека маниакальной заботой. Невзначай брошенное обещание никогда не возвращаться домой, привело Беллу в логово маньяка. Любовь Джерома к матери обернулась трагедией… Смогут ли эти трое помочь друг другу справиться с прошлым?.. Обложки и трейлеры здесь — http://vk.com/topic-42838406_30924555.
Встретившись однажды посредине моста,Над отражением звезд в прозрачной луже,Они расстаться не посмеют никогда:Устало сердце прятаться от зимней стужи,Устала память закрывать на все глаза.
Маленькие истории Уникального и Медвежонка, чьи судьбы так неразрывно связаны с Грецией, в свое первое американское Рождество. Дома.Приквел «РУССКОЙ».
«Если риск мне всласть, дашь ли мне упасть?» У Беллы порок сердца, несовместимый с деторождением… но сделает ли она аборт, зная, на какой шаг ради нее пошел муж?
От автора… В русской литературе уже были «Записки юного врача» и «Записки врача». Это – «Записки поюзанного врача», сумевшего пережить стадии карьеры «Ничего не знаю, ничего не умею» и «Все знаю, все умею» и дожившего-таки до стадии «Что-то знаю, что-то умею и что?»…
У Славика из пригородного лесхоза появляется щенок-найдёныш. Подросток всей душой отдаётся воспитанию Жульки, не подозревая, что в её жилах течёт кровь древнейших боевых псов. Беда, в которую попадает Славик, показывает, что Жулька унаследовала лучшие гены предков: рискуя жизнью, собака беззаветно бросается на защиту друга. Но будет ли Славик с прежней любовью относиться к своей спасительнице, видя, что после страшного боя Жулька стала инвалидом?
В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…
История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.
Эрик Стоун в 14 лет хладнокровно застрелил собственного отца. Но не стоит поспешно нарекать его монстром и психопатом, потому что у детей всегда есть причины для жестокости, даже если взрослые их не видят или не хотят видеть. У Эрика такая причина тоже была. Это история о «невидимых» детях — жертвах домашнего насилия. О детях, которые чаще всего молчат, потому что большинство из нас не желает слышать. Это история о разбитом детстве, осколки которого невозможно собрать, даже спустя много лет…
Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…