Сожжение Просперо - [33]

Фигуры излучали угрозу, и этому не мешало даже то, что сам Охтхере Творец Вюрда выказывал им уважение.

— Кто они? – спросил вышнеземец.

— Это – волчьи жрецы, — тихо сказал Охтехере у него над плечом, — геноткачи, творцы плоти. Они проверят тебя.

— Зачем?

— Чтобы убедиться, что ты здоров. Чтобы проверить свое творение.

Вышнеземец бросил быстрый взгляд на рунического жреца.

— Что проверить?

— Ты попал в Этт сломленным и старым, Ахмад ибн Русте, — произнес один из волчьих жрецов голосом, походившим на скрип тороса[71], — слишком сломленным для жизни и слишком старым для исцеления. Поэтому, чтобы спасти тебя, нам пришлось тебя пересоздать.

Один рогатый великан взял его правую руку, другой – за левую. Они отвели его в капеллу бойни, подобно тому, как родители ведут ребенка. Вышнеземец стянул шкуру и уселся в черную стеклянную койку-сканер. Вокруг него теперь столпилось множество волчьих жрецов, шаманские тени с первобытными рогами и гортанными голосами. Кто-то настраивал подсвечиваемые сзади настенные панели управления. Кто-то методично стучал и потрясал погремушками и костяными посохами. Казалось, оба задания были одинаково важны.

Койка-сканер поднялась, и ее спинка опустилась. Руки-манипуляторы, одни с сенсорами, другие с тонкими микрометрическими резцовыми головками, защелкали и окружили его, подобно лапам притаившегося на потолке паука. Они приступили к работе, дергая, соскабливая и ощупывая. Вышнеземец ощутил щекот сканеров, щипки игольных уколов, жжение диагностических лучей на зафиксированных открытыми глазах.

Он взглянул вверх, и там, между хирургических устройств, увидел себя во весь рост в отражении освещенного купола сканера.

У него было здоровое, атлетически сложенное тело тридцатилетнего мужчины. На самом деле, более здоровое и атлетическое, чем то, которое у него было в том же возрасте. Мышцы были удивительно крупными. В нем не осталось ни грамма жира. И ни единого признака старой аугментации. У него начали пробиваться усы и борода, небольшая щетина недельной давности. Волосы были несколько короче, чем он любил носить, казалось, будто после того, как его обрили, они начали лишь отрастать только сейчас. Они стали темнее тех, что были у него после пятидесятого дня рождения.

Лицо было его, моложе, но его. Это принесло ему большее облегчение и уверенность, чем все, что случилось с ним после пробуждения.

Это было лицо двадцатипятилетнего Каспера Ансбаха Хавсера, времен, когда он был своевольным, заносчивым и ничего не знал об окружающем его мире. Последняя деталь несколько смутила его.

В зеркале он увидел, что над ним работали десятки рук в перчатках из кожаных лоскутов.

— Вы пересоздали меня, — сказал он.

— Твои конечности и внутренние органы были сильно повреждены, — произнес скрипящий голос. – Ты бы не выжил. Мы девять месяцев с помощью неорганических соединений и костных трансплантатов воссоздавали твою скелетную массу, после чего пересадили на нее генетически скопированные мускулы, хотя мы укрепили их пластековыми тканями и полимерами. Твои органы – первичные, генетически скопированные трансплантаты. Кожа осталась твоей.

— Моей собственной?

— Мы ее сняли, очистили, омолодили и надели обратно.

— Вы меня освежевали.

Они не ответили.

— А еще вы поработали над моим разумом, — сказал он. – Я кое-что знаю. Я знаю язык, на котором раньше не говорил.

— Мы ничему тебя не учили. Мы не касались твоего разума.

— И все же мы разговариваем без помощи переводчика.

И вновь они решили промолчать.

— И что насчет глаза? Зачем вы вынули мне глаз? Почему я не вижу левым глазом?

— Ты не ослеп. Просто он человеческий. Твой настоящий глаз.

— Почему тот воин вынул мне правый глаз?

— Ты знаешь. Это был имплантат. Не твой настоящий глаз. Оптическое записывающее устройство. Это запрещено. Таким образом, мы его обнаружили и изъяли.

— Но я опять могу видеть, — сказал вышнеземец.

— Мы бы не ослепили тебя и не оставили в таком состоянии, — произнес скрипящий голос.

Он взглянул в свое отражение. Его левый глаз был таким же, каким он его помнил.

Правый же — золотой и с черной точечкой зрачка, был глазом взрослого волка.

Ректор Уве позвал их внутрь с восходом луны. На улице стояла хорошая погода, энергосети не сулили радиационных облаков или смога на пустынном нагорье, поэтому дети весь день провели снаружи.

Они были заняты работой, особенно те, что постарше. Как учил ректор, это было целью их общины. Их родители возводили город, великий Ур[72]. Они проводили многие месяцы в рабочих лагерях, раскинувшихся вокруг огромной строительной площадки, которую Зодчий отметил на избранной земле. Ректор Уве показывал детям сценки из жизни Фаронского Эгипта[73] в старых книжках с картинками. Толпы трудолюбивых рабочих с одинаковыми грубыми прическами с помощью канатов поднимали известняковые блоки, из которых были созданы памятники Эгипта. Он объяснял им, что это походило на то, чем занимались их родители – тащили разом, с единственной целью построить город. Но, добавлял он, разница состояла в том, что в Древнем Эгипте рабочие были рабами, а в Уре же трудились свободные люди, которые, как гласят катарские учения