Сожги в мою честь - [39]
Паскаль изобразил понимающий вид, закатив глаза.
«Ненависть к действующей системе погубит тебя, бедняга Камиль. Мнишь себя реформатором, а сам всего лишь анархист и не осознаешь этого. Не пеняй, что использую твое стремление покарать виновных, я стреножу тебя с добрыми намерениями: уберечь от расправы. От этого дела тянет могилой, можно получить выволочку. Чтобы защитить тебя, я и принял условия игры Арсан. Так, я подвел тебя к необходимости убеждать, осталось только внушить, что тебе это удалось».
— О’кей, ты победил, не буду пудрить тебе мозги, прикрывая кретинов-коллег. Но гляди в оба: за утечку этой информации я могу лишиться яиц.
— Никому — ты же знаешь.
— Тогда записывай на подкорку, лионец: Йозевича заказал не уголовный мир.
— Ты это серьезно?
— Не менее серьезно, чем Папа Римский, толкующий о презервативах. Все говорит за то, что это личная месть.
— На чем основано твое предположение?
— На способе убийства. Если бы члены мафии хотели подчеркнуть значимость события, покромсали бы на мелкие кусочки. Или беззлобно пристрелили бы в хороший денек. Но зарезать… нет, это не в их обычае.
Журналист выглядел озадаченным, но доводы достаточными не счел.
— Гм… Отнесем к отклонениям от традиций. А всерьез меня беспокоит другая деталь: что у вас есть на раввина во всей этой истории?
— Какого раввина? Из твоей статьи?
— Именно — замеченного в Маконе и Ницце. Странно, по-моему, что вы его не ищете. А ведь его видели в поезде, где прикончили Бонелли.
— Точно, да только все раввины похожи. Чистое совпадение.
— Здесь меня убедить будет не так легко.
— Проще простого, парень: скажи, что могло бы связывать смерти Корсиканца и Брибаля.
Хороший вопрос — Гутван примолк… И позволил Паскалю метнуть гарпун:
— Ладно, не ломай голову, подскажу: драма «421».
— Клуб в Ля Домб?
— Он самый. Бонелли был хозяином, Брибаль — председателем на процессе и — вишенка на торте — Йозевич заведовал безопасностью. Вот почему мы предполагаем личную месть. Скажи «адье» раввинам, в этой кутерьме они не при делах.
Ошарашенному Гутвану потребовалось время, чтобы собрать мысли.
— Так убийца может быть близким одной из жертв трагедии?
— Эта версия кажется очевидной, пожар произошел как раз десять лет назад.
— Годовщина… Гляди-ка… А если Йозевича убили не уголовники, почему ты говоришь о его «работодателях»?
Паскаль перевел дух, осталось нанести решающий удар.
— Можешь дать слово, что не напишешь об этом?
— Клянусь детьми.
— Мое расследование — лишь дымовая завеса, настоящее ведет Арсан. Как раз сейчас она опрашивает бывших участников несчастного случая.
— Что за грязные игры, а?
— Операция прикрытия, малыш! Представь, какой скандал разразится, если разбередят старые раны этих людей. Деликатней, осторожней… Официальное расследование — я делаю вид, что прощупываю злодеев, теневая сторона — Арсан проверяет записные книжки положительных персонажей. — Последний довод — и партия будет выиграна. — Не публикуй чуши, опозоришься, как описавшийся пудель.
Гутван, не зная, где правда, уставился на Паскаля.
И, подметив сжатые губы, поверил лишь наполовину.
Глава 23. Бражник «мертвая голова»
Между Лионом, Божоле и Брессом расположился Ля Домб[24], «край тысячи прудов», блестевший в лучах тусклого солнца.
Но для осени — солнца достаточно яркого.
Все же Милош делал зарубки в памяти. Из предосторожности — запоминал опасные места на дороге. Возвращаться придется ночью, зрение подводило все чаще, и он откладывал в серых клеточках траекторию виражей.
Вид открывался великолепный. Легкий бриз трепал окрестности — холодный воздух, вплетенный между сияющими кронами берез и черешен. Редкие зеленые листья на золоте бросались в глаза. Вдалеке от прудов дубы и грабы старались не поддаваться ветру. Растущие же по берегам ясени и ольхи вволю наслаждались прохладой. По колено в воде колыхался тростник, гнулись ежеголовники. А в пасмурном небе тянулись вереницы перелетных утиных стай.
Зачарованная картиной, Антония смотрела во все глаза, сидя в теплом салоне «рено». Но одернула себя: она здесь не в качестве туриста. И еще Милош занимал ее мысли. Пусть ей и стал известен его секрет (плевать на эту чепуховину), характер новичка все ускользал от встревоженной Антонии. Маска недалекой личности скрывала настоящую натуру. И пора было в ней разобраться.
— Ты водишь машину все лучше, — заметила Арсан, чтобы завязать разговор.
— Благодарю, патрон.
— Давно у тебя права?
— Шесть лет, накопил на них, подрабатывая курьером.
— А!.. Родители не могли оплатить?
— У них не было возможностей. Они и так наизнанку вывернулись, чтобы я получил степень бакалавра. Потом уж пришлось крутиться самому.
Милошу с трудом удавалось совмещать беседу и управление. Антонии даже пришлось указать на не замеченное им препятствие.
— Чем занимаются твои родители?
— Мать — прислуга, отец — ночной охранник. Зарабатывают крохи, но голодать мне никогда не приходилось.
— Знаешь, как говорят: нет дурацких профессий — есть люди-дураки.
Милош сбавил скорость, обсуждаемая история отвлекала его внимание.
— Да только профессии эти не их. В Хорватии мать была учительницей, отец руководил стоматологическим кабинетом. Когда мы переехали во Францию, дипломы не стоили ломаного гроша. Родители пошли на ту работу, которая подвернулась.
