Сожги в мою честь - [39]

Паскаль изобразил понимающий вид, закатив глаза.

«Ненависть к действующей системе погубит тебя, бедняга Камиль. Мнишь себя реформатором, а сам всего лишь анархист и не осознаешь этого. Не пеняй, что использую твое стремление покарать виновных, я стреножу тебя с добрыми намерениями: уберечь от расправы. От этого дела тянет могилой, можно получить выволочку. Чтобы защитить тебя, я и принял условия игры Арсан. Так, я подвел тебя к необходимости убеждать, осталось только внушить, что тебе это удалось».

— О’кей, ты победил, не буду пудрить тебе мозги, прикрывая кретинов-коллег. Но гляди в оба: за утечку этой информации я могу лишиться яиц.

— Никому — ты же знаешь.

— Тогда записывай на подкорку, лионец: Йозевича заказал не уголовный мир.

— Ты это серьезно?

— Не менее серьезно, чем Папа Римский, толкующий о презервативах. Все говорит за то, что это личная месть.

— На чем основано твое предположение?

— На способе убийства. Если бы члены мафии хотели подчеркнуть значимость события, покромсали бы на мелкие кусочки. Или беззлобно пристрелили бы в хороший денек. Но зарезать… нет, это не в их обычае.

Журналист выглядел озадаченным, но доводы достаточными не счел.

— Гм… Отнесем к отклонениям от традиций. А всерьез меня беспокоит другая деталь: что у вас есть на раввина во всей этой истории?

— Какого раввина? Из твоей статьи?

— Именно — замеченного в Маконе и Ницце. Странно, по-моему, что вы его не ищете. А ведь его видели в поезде, где прикончили Бонелли.

— Точно, да только все раввины похожи. Чистое совпадение.

— Здесь меня убедить будет не так легко.

— Проще простого, парень: скажи, что могло бы связывать смерти Корсиканца и Брибаля.

Хороший вопрос — Гутван примолк… И позволил Паскалю метнуть гарпун:

— Ладно, не ломай голову, подскажу: драма «421».

— Клуб в Ля Домб?

— Он самый. Бонелли был хозяином, Брибаль — председателем на процессе и — вишенка на торте — Йозевич заведовал безопасностью. Вот почему мы предполагаем личную месть. Скажи «адье» раввинам, в этой кутерьме они не при делах.

Ошарашенному Гутвану потребовалось время, чтобы собрать мысли.

— Так убийца может быть близким одной из жертв трагедии?

— Эта версия кажется очевидной, пожар произошел как раз десять лет назад.

— Годовщина… Гляди-ка… А если Йозевича убили не уголовники, почему ты говоришь о его «работодателях»?

Паскаль перевел дух, осталось нанести решающий удар.

— Можешь дать слово, что не напишешь об этом?

— Клянусь детьми.

— Мое расследование — лишь дымовая завеса, настоящее ведет Арсан. Как раз сейчас она опрашивает бывших участников несчастного случая.

— Что за грязные игры, а?

— Операция прикрытия, малыш! Представь, какой скандал разразится, если разбередят старые раны этих людей. Деликатней, осторожней… Официальное расследование — я делаю вид, что прощупываю злодеев, теневая сторона — Арсан проверяет записные книжки положительных персонажей. — Последний довод — и партия будет выиграна. — Не публикуй чуши, опозоришься, как описавшийся пудель.

Гутван, не зная, где правда, уставился на Паскаля.

И, подметив сжатые губы, поверил лишь наполовину.

Глава 23. Бражник «мертвая голова»

Между Лионом, Божоле и Брессом расположился Ля Домб[24], «край тысячи прудов», блестевший в лучах тусклого солнца.

Но для осени — солнца достаточно яркого.

Все же Милош делал зарубки в памяти. Из предосторожности — запоминал опасные места на дороге. Возвращаться придется ночью, зрение подводило все чаще, и он откладывал в серых клеточках траекторию виражей.

Вид открывался великолепный. Легкий бриз трепал окрестности — холодный воздух, вплетенный между сияющими кронами берез и черешен. Редкие зеленые листья на золоте бросались в глаза. Вдалеке от прудов дубы и грабы старались не поддаваться ветру. Растущие же по берегам ясени и ольхи вволю наслаждались прохладой. По колено в воде колыхался тростник, гнулись ежеголовники. А в пасмурном небе тянулись вереницы перелетных утиных стай.

Зачарованная картиной, Антония смотрела во все глаза, сидя в теплом салоне «рено». Но одернула себя: она здесь не в качестве туриста. И еще Милош занимал ее мысли. Пусть ей и стал известен его секрет (плевать на эту чепуховину), характер новичка все ускользал от встревоженной Антонии. Маска недалекой личности скрывала настоящую натуру. И пора было в ней разобраться.

— Ты водишь машину все лучше, — заметила Арсан, чтобы завязать разговор.

— Благодарю, патрон.

— Давно у тебя права?

— Шесть лет, накопил на них, подрабатывая курьером.

— А!.. Родители не могли оплатить?

— У них не было возможностей. Они и так наизнанку вывернулись, чтобы я получил степень бакалавра. Потом уж пришлось крутиться самому.

Милошу с трудом удавалось совмещать беседу и управление. Антонии даже пришлось указать на не замеченное им препятствие.

— Чем занимаются твои родители?

— Мать — прислуга, отец — ночной охранник. Зарабатывают крохи, но голодать мне никогда не приходилось.

— Знаешь, как говорят: нет дурацких профессий — есть люди-дураки.

Милош сбавил скорость, обсуждаемая история отвлекала его внимание.

— Да только профессии эти не их. В Хорватии мать была учительницей, отец руководил стоматологическим кабинетом. Когда мы переехали во Францию, дипломы не стоили ломаного гроша. Родители пошли на ту работу, которая подвернулась.