Советские фильмы о деревне. Опыт исторической интерпретации художественного образа - [83]

Кадр из фильма «Василий и Василиса», реж. И. Поплавская, 1981

Другой фильм – «Билетик на второй сеанс», поставленный по рассказу В. Шукшина, тоже о деревне, но совсем в другой тональности – это ироническая комедия о вороватом завхозе, которого заела совесть. Он нарушил все Божьи заповеди (не укради, не прелюбодействуй и проч.), совесть не дает ему покоя, а облегчить душу он не может, так как люди не могут дать отпущения грехов. В пьяном угаре ему привиделся Николай Чудотворец, которому завхоз и кается в своих грехах. Правда, в конце фильма оказалось, что это был не Николай-угодник, а тесть, которого герой не видел двадцать лет. Несмотря на комедийный характер кинотекста, поднятая в нем проблема очень важна. Современная жизнь лишает грешника права на покаяние, так как прощение в советской системе ценностей не предусмотрено. В целом эту категорию кинофильмов можно лишь относительно воспринимать как источник для изучения советских религиозных практик. Они говорят о роли и значении церковных таинств для современного человека, не верящего в Бога, а также о том, что секуляризация не решает этих проблем, и вероятно, решить не может: религия дарует раскаявшемуся человеку прощение, а в светском обществе его нужно заслужить;

• факты религиозной жизни («Конец света», реж. Б. Бунеев, 1961; «Председатель», 1964; «Журавушка», 1968; «Блондинка за углом», 1984 и др.). Данная категория включает относительно небольшой список кинолент, где в качестве отдельных сюжетов выступают церковные праздники или ритуалы, в которых участвуют герои. В фильме «Председатель» показаны странники-«слепцы», которые «именем Божьим» собирали подаяние в военные и послевоенные годы. Встречаются образы сельских юродивых – обязательного атрибута традиционной деревни («Прощание», реж. Л. Шепитько, Э. Климов, 1982).

Кадр из фильма «Блондинка за углом», реж. В. Бортко, 1984

Динамика репрезентации религиозных сюжетов интересна. Если в 1950– 1960-е гг. участники религиозных действ – это старики и старухи или же «заблудшие души», то в 1970-е гг. – молодое поколение, рассматривающее религию и религиозность как атрибут интеллектуальной жизни. Наиболее яркую и отрефлексированную картинку данного феномена демонстрирует фильм режиссера В. Бортко «Блондинка за углом». Один из эпизодов кинокартины колоритно описывает времяпрепровождение представителей советского «полусвета» – людей, уважающих «наши» культурные традиции, в число которых вошло празднование Пасхи, Рождества, Крещения и др. Они старательно носят нательные кресты, зажигают свечи, слушают колокольный звон, но не потому, что веруют, а потому что они – «культурные люди» и соблюдают традиции. В этом случае религиозное поведение не является характеристикой религиозного сознания, но отражает новое отношение к религии, сложившееся в годы «застоя». Это движение общества и власти навстречу религии еще более отчетливо обозначилось в 1980-е гг. В условиях «перестройки» стал возможен «церковный ренессанс», проявления которого наблюдаются по сей день. Как отмечали социологи, в начале нового тысячелетия Россия являлась едва ли не единственной страной в мире, где число религиозных людей росло. Если в 1970–1980-е гг. в Бога верили 7–12 % населения, то к 1997 г. их доля выросла до 49–50 %, причем доля молодого населения среди верующих стремительно увеличивалась[273]. В большей степени это свидетельствует не о генетически высоком уровне религиозности, как иногда считают, характерном для российского социума, а скорее о реакции на снятие запретов с легальной религиозности, всегда порождающей волнообразный компенсаторный эффект.

Таким образом, в течение советского периода происходит заметная трансформация форм как официальной, так и неофициальной религиозности. В основе своей она связана с общими закономерностями секуляризации частной жизни в условиях модернизации, но имеет и советскую специфику. Подавление властью официального православия неизбежно вело к росту стихийной религиозности, представленной в виде суеверий, примет и прочих проявлений иррационального сознания, с особой силой проявившихся в советскую эпоху. Идеология при всех ее претензиях на многофункциональность, в том числе на приватизацию функций религии, не могла в полной мере заменить ее, нередко вызывая отторжение на личностном уровне.

Художественный кинематограф вполне аутентично передает информацию об особенностях взаимоотношений власти и церкви на разных этапах существования советского государства, а также о структуре религиозного сознания в позднесоветский период, в том числе жителей села.

Не вызывает сомнения, что художественное кино способно проиллюстрировать и презентовать основные тенденции развития и формы выражения религиозности, которые проявились в советский период. Безусловная ценность этого источника состоит в том, что он дает возможность изучения в контексте религиозных практик не только социальной группы верующих, но и той большой части населения, которая не избалована вниманием историков-«религиоведов», т. е. «колеблющихся» и атеистов.

5.5. Сельская миграция