Советские фильмы о деревне. Опыт исторической интерпретации художественного образа - [82]

Если говорить о типичных сюжетах, отражающих проявления религиозных практик и религиозности, то среди них можно отметить следующие:

• народные верования, гадания, заговоры и практики, направленные на выздоровление или сохранение здоровья, любовь, благополучие, успех («Берега», реж. Е. Сташевская, 1970; «Врача вызывали?», реж. В. Гаузнер, 1974; «Однолюбы», реж. М. Осепьян, 1981 и др.). Чаще всего такие сюжеты сопутствуют медицинским практикам. При этом характер подачи материала может быть разным: официальная медицина не может помочь, а народные средства и практики помогают, либо народная медицина разоблачается как шарлатанство. Само по себе обращение к народному целительству закономерно, так как в 1960–1980-е гг. официальная медицина встала на позиции частичного признания рациональности традиционных медицинских практик, что способствовало росту интереса к ним со стороны общества. В этой группе фильмов выделяются картины, в которых есть сцены гаданий и любовных заговоров («Дело было в Пенькове», 1957; «Простая история», 1960; «Русское поле», 1971). Любопытно, что сцены с гаданием встречаются и в «сталинском» кино (напр., «Свинарка и пастух», реж. И. Пырьев, 1941), однако у тогдашних героев гадание, как вредный пережиток, доверия не вызывает.

Все эти разновидности религиозных практик характерны в большей степени для традиционного общества, где они фактически институализированы, вписаны в повседневность и праздничную обрядность. Можно с уверенностью говорить об их сохранении в условиях города, но скорее в контексте массовой культуры, в виде развлечения или формы заработка.

Особое место в кинематографе занимают студенческие иррациональные практики, обеспечивающие успешную сдачу экзамена. В частности, они отражены в новелле Л. Гайдая «Наваждение» – одной из частей киноальманаха «Операция “Ы” и другие приключения Шурика» (1965), а также в других фильмах на студенческую тему. При всей комедийности описываемых ситуаций, можно уверенно говорить о формировании ритуалов и практик, обеспечивавших студенческое, а также спортивное счастье («Королевская регата», 1966).

Кадр из фильма «Простая история», реж. Ю. Егоров, 1960

Среди фильмов этой категории особняком стоит фильм Л. Шепитько и Э. Климова «Прощание» (1982), поставленный по повести В. Распутина «Прощание с Матерой». Это пронзительная картина о судьбе деревни, ставшей жертвой технического прогресса и готовящейся к затоплению в связи со строительством ГЭС. Последние месяцы жизни деревни – это переход от жизни к смерти и все художественные средства фильма (музыка, диалоги, сценические планы, типажи героев) направлены на выражение этой печальной мысли. Прощание жителей со своей деревней приобретает глубокие сакральные смыслы, связанные с ощущением предназначения человека и его ответственности перед прошлым и будущим. Фильм пронизан религиозной эстетикой и семантикой, но не официальной (церковь в кадре стоит заколоченной), а народной, даже языческой. Деревня предстает хранительницей древней культуры, почти святой нравственности, которая оказывается принесенной в жертву прогрессу / бесу. Весь образный строй фильма, его эстетика реализуют модель «жертвоприношения» как поэтапного разрушения гармоничного поэтичного мира, «земли обетованной», уничтожения всех прежних символов этого мира. Фильм начинается сценой прихода в деревню «ангелов смерти» – рабочих, занимающихся расчисткой территории. Они начинают с попытки разорения кладбища, затем начинают гореть дома, и заканчивается весь ритуал сожжением основного символа деревни – священного дуба, который веками охранял окружающий его мир. Идея жертвоприношения превращается из художественного образа в реальный акт в заключительных сценах фильма, когда вместе с деревней приговоренными оказываются и ее последние жители, которые не захотели покинуть землю предков.

Кадр из фильма «Прощание», реж. Л. Шепитько, Э. Климов, 1982

Этот фильм очень сложен для анализа реальных религиозных практик, но он презентует целостный образ деревни, органичной частью которого выступает религиозность как важнейшее внутреннее качество, присущее народному сознанию и поведению. По нему мы можем судить о религиозности как способе миропонимания, характерного для российской деревни и привнесенного оттуда в городскую среду;

• использование религиозных символов и элементов поведения в свадебной и похоронной обрядности («Дело было в Пенькове», 1957; «Председатель», 1964; «Русское поле», 1971 и др.). Семейные обряды, связанные с рождением, браком и смертью, относятся к наиболее устойчивым практикам с точки зрения сакральных смыслов и связанных с ними ритуалов. Однако на протяжении советской эпохи происходит их постепенная перестройка: от полного отказа от прежней обрядности в 1920–1930-е гг. до формирования советского ее варианта, во многом копировавшего религиозную традицию.

Следует отметить, что вплоть до 1960-х гг., особенно в сельской среде, преобладала традиционная семейная обрядность, включавшая обязательные элементы православных и народных (языческих) практик. «Сталинский» кинематограф отражал эти факты весьма своеобразно, оставляя только этническую составляющую обряда («Свинарка и пастух», 1941) либо пытаясь наполнить существующую обрядность новым социалистическим содержанием («Свадьба с приданым», 1953). Кинематограф 1950–1960-х гг. более развернуто фиксирует свадьбы и похороны, пытаясь сформировать новые образцы обряд высшей добродетели человека становится центральной идеей фильма и раскрывается последовательно и жестко.