Сотвори себя - [8]
Никого из крутояровцев Григорий так не боялся, как тещи Марьяны. В ее присутствии был послушным, исполнительным, угодливо-покорным. Понимал чертовку с полуслова, с полунамека. Ему, казалось, что эта активистка-непоседа видит его насквозь, знает, чем он дышит, что думает, куда «тащит кулацкую телегу»… Всегда стоял перед ней навытяжку. Выпрямившись, замирал перед ней. Сам себя едко упрекал: «Какого беса, как свеча, таешь перед бабой? Она ведь не просветит, не расшифрует прошлое. Все кануло в Лету».
Также подумывал: «Вот бы подмять, сломить эту самоуверенную каналью. Но с какой стороны к ней подойти, на каких грехах застукать, накрыть?..»
Честная вдова, живет среди людей на виду, как на ладони. Никогда не покривит душой, не солжет, не уворует, не пойдет на сговор со своей совестью. Не носит в душе злобы, а открыто выскажет тебе прямо в глаза все, что положено, что знает, чего заслуживаешь. Не возведет напраслину. Уж если попал на ее острый язык — отмолотит за милую душу, а потом перевернет на другой бок и задаст перцу — долго помнить будешь… Ничего не откладывает Марьяна на завтра: проштрафился, попал под горячую руку — получай трепку, да такую — всякому закажешь…
У Григория екнуло сердце. Неужели, проныра, пронюхала об их с Лидкой передрягах и примчалась наводить в моем доме порядок? А может, привезла какую-то новость о Даруге доченьке-баловнице?
— Милости прошу в горницу, — низко поклонился. — Стужа-то какая на дворе…
— Смотри, маменькин сыночек отыскался! — резко прервала его Марьяна. — Хватит вам с Лидой гнездиться дома. Живо берите лопаты, и айда спасать людей. Землянки запечатало гололедом… Ни воздуха, ни воды. Задохнутся!
Марьяна слегка дернула за повод коня, и тот, высоко подняв голову, побрел дальше в глубоком снегу.
Жгура вернулся на веранду, долго топал ногами, обмел веником валенки, перевалился через порог светелки:
— Лида, беда! Односельчан лед замуровал в землянках. Мамаша только что пробилась к нам на коне и приказала обоим немедля идти на выручку соседей.
— Господи, почему же не зашла даже в хату?
— Некогда. Ни минуты времени! Ты останешься, ведь корова-то не доена… Поросенок, бычок, гуси голодные. А я и за тебя, и за себя справлюсь. Слышь меня?
— Людям смерть угрожает — ты никак не расстанешься со своими гусенками-поросенками… Как тебе не стыдно, Жгура? — забегала, отыскивая свою теплую одежду.
— Боюсь, простудишься, снова сляжешь.
— Окочурюсь — и поделом!
— Шутки оставь! Обуй мои валенки. Они громоздкие, зато надежные. Ноги как на печке. А я в сапогах пойду. Очень тебя прошу, Лидуся. Не для себя, не для меня, а ради Оли побереги себя.
— В твоем рабстве не побережешь себя, не пожалеешь, — отрезала она. Сердито натянула на ноги длинные грубошерстные носки, что мать связала и подарила, сопроводив шуткой: «Это тебе, доченька, гамаши, в случае если будешь улепетывать из Жгуриного рая… Чтобы не босиком по снегу…» Обула свои новые, еще девичьи, хромовые сапожки. Прикинула на глаз: не набьется ли за голенища снег? Убедилась — плотно охватили голени. Набросила на плечи из голубого плиса старинный добротный сачек[1]. В нем еще бабушка Анастасья ходила в девках, затем мать Марьяна свиданничала с парнями… Эта со вкусом скроенная одежонка сохранилась, хотя давным-давно вышла из моды, и досталась ей, Лиде… Семейная реликвия перейдет по наследству и к Оле. Поспешно уложила на голове венком косы, повязала белый пуховый платок.
— Ты вроде бы на гулянку собираешься, — криво усмехнулся Григорий. Он конечно же догадывался, для кого она прихорашивается. Покрутил-покрутил головой, покусывая жиденькие усы, и с намеком добавил: — У тебя, Лидусь, есть в душе бог или нет?
Невольно застеснялась, будто ее застигли на чем-то постыдном, даже зарделась лицом. Молча опустила голову. Учуял… Резко сорвала любимый платок с головы, швырнула его на спинку кровати, нервно сбросила фамильный сачек, хотя и был он ей очень к лицу.
— Ну… Чего ты раскапризничалась? Я пошутил, — Григорий приложил руку к сердцу, словно извиняясь за причиненное огорчение.
— Видную девицу красит и тряпица, — задиристо ответила и демонстративно надела на себя засаленную телогрейку, торопливо повязала голову старым платком, в котором была, когда Жгура объяснялся ей в любви…
— Доволен? Ублажила? — крутнулась на каблуках, выскочила на веранду.
За Лидой по-медвежьи неуклюже семенил Григорий.
Лучистое солнце, искристый белый снег слепили глаза. Прищурилась и на миг замерла, привыкая к резкому свету, разливавшемуся вокруг.
— Тебе нужен инвентарь полегче. Бери мою штыковку. Вон торчит в сугробе, у сарая. А я отыщу совковую. Обе пригодятся. Работа предстоит серьезная…
Лида посмотрела вдаль и ужаснулась: со взгорка вниз, в долину, расстилалась ровная белая гладь снежной пустыни… Все сровняла стихия — ни единой землянки. Мертвое безлюдье!
Горячими руками взяла холодную лопату и только теперь вспомнила, что забыла на лежанке теплые варежки. Но она была уверена, что расторопный Григорий прихватит их и, как ребенку, молча сунет ей в карман.
Жгура всегда в таких мелочах думал за нее. Делал все рассудительно, степенно. Он умел тихо, без шума уладить большое и малое дело. Именно за эту черту она его каплю-капельку, казалось, любила, а со временем привыкла к нему, словно к уважительному соседу, во всем угождавшему ей.
Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.
Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.