Сотвори себя - [145]

Роберт мчался ночным городом. Не обращал внимания на красный глаз светофора, потеряв чувство меры, самоконтроля…

И вдруг машину рвануло в сторону, как пустую жестяную банку подбросило, сильно ударило о что-то твердое. Потом она вздыбилась всем корпусом и повалилась на правый бок. Надрывно застонал мотор и обиженно заглох.

Роберт почувствовал, что его прижало к рулю, перехватило дыхание. Еле выкарабкался наружу через уцелевшую левую дверку и потерял сознание…

Пришел в себя в больнице. Весь измятый, побитый, он неподвижно лежал на носилках.

Над ним склонились двое — Кочубенко и Лускань. Они, словно и не видя друг друга, пытались хоть чем-нибудь облегчить боль сына…

Принесли Лусканю его «персональный халат»: тут он консультировал коллег, был их наставником… Но Роберт дернул халат и слабым движением протянул его Захару:

— На, держи, ты мой настоящий отец… — и потерял сознание.

ЧУЖАЯ СЛАВА МСТИТ

Попал в западню… Искал выход, перебрал сотни вариантов и все отбросил. Не с кем посоветоваться. Только домработница на кухне гремит кастрюлями да телефон от звонков разрывается. Пробиваются к нему друзья или недруги? Вряд ли друзья… В такой ситуации, как у него, откажется каждый — и знать не знаю…

— Зоя, Зайчонок! — позвал домработницу.

Она, всегда услужливая, вбежала в кабинет:

— Я вас слушаю, Вениамин Вениаминович.

— Подними хоть один раз трубку. Меня, ты же знаешь, нет дома.

Девушка юркнула в коридор к телефонному аппарату. Состоялся короткий и четкий разговор. Быстро вернулась назад:

— Сегодня в три часа ноль-ноль заседание парткома. Ваша явка обязательна. Звонил Братченко.

— Спасибо. Иди занимайся своим делом.

— Да, я забыла вам сказать, Вениамин Вениаминович… Вчера, когда случилась авария с Робертом… Нет, точнее, когда вы убежали к нему в больницу, начал трезвонить незнакомец, некий Захар Кочубенко… Это тот, с обгоревшим лицом, что к нам однажды приходил. Раз звонит, второй и третий — все просит позвать к телефону сына Олега… Я говорю: у нас такой не проживает, а он знай свое. И я направила его к вам в больницу…

— Ладно, ладно! Затараторила…

Тяжко опустился на диван, облокотился руками на письменный стол, на котором в беспорядке валялись книги. Отодвигая их в сторону, обратил внимание на записку.

«На большее я не способна. Мачехой у Роби я и не собиралась быть, а тем более вашей женой.

Я подслушала весь ваш «мужской разговор» и оцепенела от страха… Ухожу из вашего дома с гадким осадком на душе, чтобы никогда сюда не вернуться. Ваш дом — пристанище хамов, хамелеонов…

Неуважающая вас — Майя Черненко».

— Зойка!

— Что стряслось? — просунула голову в полуоткрытую дверь.

— Откуда взялась эта мазня? — подбросил вверх бумажку.

— Ваша гостья, уходя, сунула мне в руки, а я положила вам на стол.

— И ты — Брут?

— Что вы сказали? Я не поняла…

— И ты против меня, лисья мордочка? Сию же минуту дам тебе расчет! Вот, вот, вот, бери деньги и сматывай удочки. Проваливай к черту! Все проваливайте!

— Так вы отпускаете меня? — обрадованно вскрикнула Зоя. — Премного благодарна! — низко поклонилась, приложив руку к сердцу. — Ура-а! Я свободна! Мне надоело быть подметалой, стирать, готовить вам пундики-мундики.

Зоя собрала свои вещи, подошла к двери кабинета, в щелочку посмотрела на возлежавшего на диване хозяина и тихонько, чтобы не вернул назад, шмыгнула вниз по лестнице. На прощанье громко хлопнула входной дверью…

Весь мир отвернулся от него, Лусканя… Лишь металлические мартышки развлекали его. Но когда прищелкивали красными язычками, ему казалось, что они передразнивают его, и он готов был растоптать их ногами.

Время от времени бежал на кухню, открывал холодильник, хватал бутылку и прямо из горлышка пил коньяк, водку или пиво, что попадалось под руку… Утолял жгучую жажду.

Все раздражало, мозолило глаза. Бродил по комнатам, выискивал, на чем бы сорвать свою злость… Сильно задел плечом мудрый немецкий механизм, но вспомнил, что он включен в электросеть… Замыкание — и его может ударить током. Отскочил к противоположной стене: «Береженого и бог бережет…» Нет, его не так-то легко взять костлявой смерти… Он еще не раз даст ей в зубы.

Взгляд скользнул по ковру. Много на нем натыкано различных безделушек, и среди них — новенькое охотничье ружьишко. Подарок. Ни разу из него так и не выстрелил. Висит заряженное, хотя и не положено. На всякий пожарный случай — от бандитов, воров… Двустволочка — блеск! Жадно схватил ее, переломил надвое: виднеются два заряда. Вынул их, рассматривая, перебрасывая из руки в руку.

Плотно зашторил окна, включил свет — на улице уже вечерело. А Лускань все не мог найти себе места. Снова взял ружье, загнал на место патроны, взвел курок и прижал холодный приклад к потному плечу. Увидел над мушкой кривляку-мартышку. И сам того не заметил, как палец спустил курок — шарахнул выстрел… Часы — многолетняя неизменная забава Лусканя — разлетелись вдребезги…

Вырвался из удушливой гари в коридор, закрыл за собой дверь. Там, в комнате, остались все его терзания. Прижал к себе двустволку — в эти минуты она стала роднее родных… Доверчиво смотрела на него черными круглыми глазничками дул… Ведь остался еще один заряд. Поглаживал ее как живое существо. Бросил на нее взгляд сверху вниз: курок почти на уровне голени. Его можно нажать пальцем ноги… И баста! Долго не решался. Жаль прощаться с жизнью…